Барраяр
Шрифт:
— И ничего нельзя сделать? — безнадежно спросила Корделия, уже зная ответ по их лицам.
— Боюсь, нет, — печально ответил личный врач. Дворцовый согласно кивнул.
— Я провел поиск по литературе, — неожиданно произнес капитан, глядя в окно, — там упомянуты эксперименты с кальцием… Конечно, результаты были не особенно обнадеживающими…
— Я полагал, мы договорились не поднимать больше этот вопрос, — свирепо воззрился на него дворцовый медик.
— Вааген, это жестоко, — добавил терапевт Корделии. — Вы рождаете у миледи ложные надежды. Вы не можете превратить жену Регента
Вселенная Корделии снова перевернулась, на сей раз — в правильное положение. Вот человек, у которого есть Идея. Она знала этот тип людей: наполовину правы, наполовину заносчивы, наполовину добиваются успеха, мечутся от одной одержимости к другой — точно пчела, перелетающая с цветка на цветок: нектара соберет мало, зато оплодотворит. Она как человек для него ничто — лишь сырой материал для монографии. Ее риск его не смущает; для него она не человек, а лишь редкостное заболевание. Она медленно расплылась — или оскалилась? — в улыбке: вот ее союзник в стане врага.
— Рада познакомиться, доктор Вааген. Хотите написать уникальную научную статью?
Дворцовый доктор рассмеялся. — Вааген, она знает, куда бить.
Он улыбнулся в ответ, изумленный, что его моментально раскусили: — Вы же понимаете, я не могу гарантировать результатов…
— Результатов?! — возопил личный врач Корделии. — Бог мой, вы бы лучше сказали ей, что вы имеете в виду под результатами. Или показали бы снимки… хотя нет, лучше не надо. — Миледи, — обратился он к ней, — лечение, о котором он говорит, в последний раз пробовали применить двадцать лет назад. Оно наносило непоправимый вред матерям. А что до результатов… самый лучший, на какой можно надеяться, — это скрюченный калека. А может и хуже. Неописуемо хуже.
— «Медуза» — вполне подходящее определение, — сказал Вааген.
— Вы бесчеловечны, Вааген! — рявкнул терапевт Корделии, покосившись на нее, чтобы проверить, какой урон нанесли его пациентке эти слова.
— Жизнеспособная медуза? — напряженно спросила Корделия.
— Хм. Быть может, — ответил тот под сверлящими его гневом взглядами коллег. — Но сложности в том, что происходит с матерями при проведении лечения in vivo.
— Так почему бы вам не провести его in vitro? — задала очевидный вопрос Корделия.
Вааген триумфально взглянул на терапевта. — Будь такое возможно, это определенно открыло бы дорогу множеству новых экспериментов, — пробормотал он, глядя в потолок.
— In vitro? — озадаченно переспросил терапевт. — То есть как?
— Что значит «как»? — возмутилась Корделия. — Где-то у вас в чуланах стоят семнадцать маточных репликаторов эскобарского производства, привезенных с войны. — Она обернулась к Ваагену и взволнованно добавила: — Вы случайно не знакомы с доктором Генри?
Вааген кивнул. — Мы работали вместе.
— Значит, вы и про репликаторы все знаете!
— Ну… не совсем все. Но, э-э, на самом деле, он мне говорил, что они есть. Но вы понимаете, я же не акушер.
— Определенно не акушер, — вмешался терапевт. — Миледи, он даже не врач. А только биохимик.
— Но
Врач поджал губы, и в глазах его появилось очень странное выражение. Корделия не сразу узнала страх. — Я не могу сделать пересадку, миледи, — признался врач. — Я не умею. Никто на Барраяре никогда этого не делал.
— То есть вы операцию не рекомендуете?
— Решительно нет. Возможность необратимых повреждений… в конце концов, вы можете сделать еще одну попытку через несколько месяцев, если рубцевание мягких тканей не распространилось на яички… гм, да. Можете попробовать еще раз. Я ваш врач, и вот вам мое обоснованное мнение.
— Да, если за это время Эйрела не прикончит кто-нибудь другой. Я должна помнить, что это Барраяр: здесь настолько любят смерть, что хоронят людей еще живыми. Так вы не желаете делать эту операцию?
Врач с достоинством выпрямился. — Нет миледи. И это окончательное решение.
— Прекрасно. — Она наставила на терапевта палец. — Вы выбываете. — Потом перевела его на Ваагена. — А вы — в игре. Теперь вы — ответственный. Доверяю вам найти для меня хирурга — хоть студента-медика, хоть коновала, кого угодно, кто согласится попытаться. А потом проводите ваши эксперименты, сколько душа пожелает.
У Ваагена вид был торжествующий, хоть и не слишком; терапевт выглядел разъяренным. — Сперва посмотрим, что скажет милорд Регент, пока вы окончательно не увлекли его супругу по дорожке своего преступно ложного оптимизма, — выпалил он.
Торжествующий вид капитана подувял.
— Хотите идти к нему прямо сейчас? — спросила Корделия.
— Извините, миледи, — ответил дворцовый врач, — но я считаю, этот вопрос надо решить немедля. Вы не знаете репутации капитана Ваагена. Извини за прямоту, Вааген, у тебя вечно наполеоновские планы, но на сей раз ты зашел слишком далеко.
— Как, капитан Вааген, хотите получить в свое распоряжение исследовательское крыло? — повысила ставки Корделия.
Тот пожал плечами, скорее смущенный, чем рассерженный, так что Корделия поняла: дворцовый врач как минимум наполовину прав. Она охватила Ваагена взглядом, желая завладеть им целиком — телом, разумом, душой, но в особенности — разумом, — и прикидывая, как бы раздразнить его воображение в своих собственных целях.
— Если все пойдет удачно, получите целый институт. Скажите ему, — она мотнула головой в сторону двери, туда, где была комната Эйрела, — я обещала.
Они ушли: один рассерженный, другой смущенный, третий — обнадеженный. Корделия откинулась на подушки и принялась беззвучно насвистывать какой-то мотивчик, а пальцы ее продолжали медленно массировать живот. Сила тяжести исчезла.
Глава 9
К полудню Корделия, наконец, заснула, а проснувшись, совсем потеряла ощущение времени. Она щурилась, глядя на дневной свет, льющийся из окна палаты. Серый дождь кончился. Она потрогала живот, горюя и одновременно обнадеживая себя, повернулась на бок и увидела, что рядом с ее кроватью сидит граф Петр.