Барраяр
Шрифт:
Он был одет так, как ходил лишь за городом: старые мундирные брюки, простая рубашка и куртка, которую он надевал лишь в Форкосиган-Сюрло. Должно быть, он приехал в госпиталь прямо из поместья. На тонких губах графа играла встревоженная улыбка. Взгляд у него был усталый и обеспокоенный.
— Милая девочка, не надо ради меня просыпаться.
— Все нормально. — Корделия поморгала, прогоняя пелену перед глазами. Она ощущала себя более древней, чем этот старик. — Есть что-нибудь попить?
Он торопливо налил ей холодной воды из-под крана рядом
— Нет, спасибо. Вы уже видели Эйрела?
Они успокаивающе похлопал ее по руке. — Я с ним уже говорил. Сейчас он отдыхает. Мне так жаль, Корделия…
— Может, все не так плохо, как мы сначала боялись. Еще есть шанс. Надежда. Эйрел говорил вам про маточный репликатор?
— Что-то говорил. Но плод уже точно пострадал. И непоправимо.
— Пострадал, да. А насколько непоправимо, никто не знает. Даже капитан Вааген.
— Да, я уже видел этого Ваагена. — Петр нахмурился. — Пробивной малый. Из этих, Новых Людей.
— Барраяру такие нужны. Мужчины и женщины. И поколение, обученное технологиям.
— О, да. Мы сражались и отдавали все силы, чтобы такие, как он, появились на свет. Они нам очень нужны, И кое-кто из них это прекрасно понимает. — Осознанная ирония чуть смягчила жесткие линии его рта. — Так вот, про операцию, которую ты предлагаешь: этот перенос плаценты… звучит опасно.
— На Колонии Бета это стандартная процедура, — пожала плечами Корделия. «Конечно, мы не на Бете».
— Но, говоря откровенно, ты же понимаешь… Без операции вы можете сделать еще одну попытку зачать ребенка гораздо скорей. В конечном счете, так ты потеряешь меньше времени.
— Время… не его я боюсь потерять. — Бессмысленное понятие: терять время. Она и так теряла 27.6 часов каждые барраярские сутки. — И в любом случае, больше я не стану рисковать естественной репродукцией. Я хорошо учусь на ошибках.
На его лице промелькнула тревога. — Когда будешь чувствовать себя лучше, то передумаешь. А что важно прямо сейчас… я говорил с капитаном Ваагеном. Он не сомневается, насколько сильно пострадал эмбрион.
— Ну да. Непонятно только, насколько этот вред можно исправить.
— Милая моя. — В обеспокоенной улыбке прибавилось напряженности. — Понимаешь… Если бы ты носила дочь — или даже второго сына, — мы бы могли позволить себе потворствовать твоим понятным, похвальным даже, материнским чувствам. Но это создание, если выживет, в один прекрасный день должно будет стать графом Форкосиганом. Мы не можем позволить, чтобы граф Форкосиган был калекой. — Он удовлетворенно откинулся на спинку стула, точно привел неоспоримый довод.
Корделия наморщила лоб. — Мы — это кто?
— Дом Форкосиганов. Мы — один из старейших великих Домов Барраяра. Никогда, наверное, он не был самым богатым, лишь изредка — самым сильным, но чего нам недоставало в богатстве, мы восполняли честью. Девять поколений форов-воинов. Было бы ужасно, если девять поколений пришли бы к такому финалу, ты не находишь?
— Дом Форкосиганов в этот момент состоит
Граф вымученно улыбнулся. — Но мутантами мы не были никогда.
— Наверное, вам стоит поговорить с Ваагеном еще раз. Повреждение плода, которое он вам описал, — тератогенное, но не генетическое, если я его верно поняла.
— Но люди будут думать, что он — мутант.
— А вам не все равно, какого черта думают невежественные простолюдины?
— Другие форы, дорогая моя.
— Форы или простолюдины, но невежественны они одинаково, уверяю вас.
Руки у графа дернулись. Он открыл было рот, закрыл, нахмурился и уже резко произнес: — И все же никогда граф Форкосиган не был подопытным кроликом.
— Что ж. Значит, он послужит Барраяру еще до своего рождения. Неплохое начало благородной жизни. — Возможно, из этого ужаса родится что-то хорошее, какое-то благое знание; то, что поможет если не им самим, то другим несчастным родителям. Чем больше Корделия об этом думала, тем больше укреплялась в правильности своего решения, со всех сторон.
Петр отпрянул, дернув головой. — Все вы, бетанцы, кажетесь такими мягкими, но в вас есть ужасающее хладнокровие.
— Рационализм, сэр. В рационализме есть свои плюсы. Вам, барраярцам, стоит его как-нибудь попробовать. — Она прикусила язык. — Но… по-моему, мы забегаем вперед, сэр. Впереди еще много с… — «страхов» — … с-сложностей. Перенос плаценты на таком позднем сроке беременности даже на Бете — непростая вещь. Признаюсь, жаль, что нет времени привезти сюда с другой планеты более опытного хирурга. Но ничего не поделаешь.
— Да… да… может, оно еще умрет, ты права. Не нужно… но я опасаюсь и за тебя саму, девочка. Стоит Разве дело стоит того?
Что стоит? Чего? Откуда ей знать? Легкие у нее горели. Она слабо улыбнулась графу и покачала головой; голова болела, виски и шею точно стиснуло.
— Отец, — раздался от двери хриплый голос. Эйрел, все еще в своей зеленой пижаме, прислонился к косяку двери. К носу его шли трубки от портативного кислородного аппарата. Как давно он там стоит? — Думаю, Корделии нужен отдых.
Она встретилась с мужем глазами, через плечо графа. Благослови тебя Бог, милый мой…
— Да, конечно. — Граф Петр собрался с силами и встал, скрипя суставами. — Прости. Ты, конечно, прав. — Он еще раз крепко пожал руку Корделии своей сухой стариковской ладонью. — Поспи. Когда ты выспишься, то сможешь мыслить яснее.
— Отец!
— А ты почему не в постели? — забеспокоился Петр уже в дверях. — Пойдем, сынок, ляжешь… — Его голос стих дальше по коридору.
Когда граф Петр, наконец, ушел, Эйрел вернулся к ней.