Барселонская галерея
Шрифт:
Он собрал в кулак всю свою выдержку и продолжал следовать намеченному плану. Очень старался хоть как-то подбодрить ее, помочь, позаботиться. Все-таки по-человечески ее жаль. Молодая, неглупая, не страшная, не стервозная. Жить бы еще лет сорок, да и радоваться, а вот поди ж ты, как повернулась судьба…
Наличие у Светы дочки его мало смущало, хотя отношения с Олесей у них не сложились сразу, и он никак не мог понять почему. Приехав впервые в их дом, Валентин даже приволок ей пакет со сладостями и куклу — дорогую, между прочим! — но и это не помогло, девчонка отчего-то невзлюбила его с первого взгляда. Вообще, с точки зрения Валентина, Светина дочь была капризным и избалованным ребенком,
«Так уж и быть, — думал Валентин. — Когда Света помрет и оставит мне наследство, я отправлю девчонку учиться за границу. Это, конечно, дорого, и денег очень жаль… Но зато решатся все проблемы».
Однако проблемы — штука коварная. Только уладишь одни, как тут же возникают новые. В данном случае ими стало появление в доме «джамшуда», как упорно именовал его Валентин, хотя в этом здоровяке не было и намека на азиатское происхождение.
Когда Валентин увидел его в аэропорту, то чуть не поперхнулся. Улетает баба отдыхать, причем не одна, с ребенком, а вернувшись, тащит с собой какого-то мужика. Бассейн ей, видишь ли, приспичило вырыть. В Москве, ясное дело, рабочих нет, нужно везти из Барселоны.
Впрочем, на любовника этот фрукт не слишком похож.
Несколько дней Валентин опасался, что получит отставку, но этого не произошло. И он расслабился. Но, как оказалось, напрасно.
Надо было видеть эту парочку! Как они набросились друг на друга с поцелуями, удивительно еще, что не трахнулись прямо в недостроенном бассейне.
Валентин терпеть подобное положение вещей не собирался.
Глава 16
Май 2007 года
Дачный сезон для олигарха
Отправляясь с Таней и ее мамой на дачу, Дэн подозревал, что ничего хорошего его там не ждет. Однако он даже не подозревал, как далеко распространяются границы этого самого «ничего хорошего». И если бы какой-нибудь близкий друг (не Олежка, с которым постоянно нужно было созваниваться и изображать перед ним, что дела идут прекрасно, а кто-нибудь другой) спросил участливо: «Что, все так плохо?», то Дэн ответил бы: «Нет. Все не так плохо. Все намного, в тысячу, в миллионы раз хуже!»
Те неполные две недели, которые он провел «на фазенде», показались настоящим кошмаром.
— Денис, нужно покрасить крышу.
— Подправь забор в районе туалета! (Потенциальная теща как-то очень быстро перешла с ним на «ты» — в одностороннем порядке, разумеется.)
— Завтра с утра наколи дров, по радио обещали похолодание.
— Хорошо бы выложить дорожку между грядками с морковью, а то там низинка, и все время приходится шлепать по грязи. Даже сапоги не спасают!
— Ой, а крыльцо-то у нас совсем прохудилось… Дени-и-и-ис!
И он, проклиная все на свете, трусил на зов. Брал молоток, доски, гвозди и пытался привести в порядок обветшалый домик-скворечник. Получалось не слишком хорошо. Если бы не далекие уроки труда в школе, где мальчикам привили хоть какие-то основы столярного дела, Дэн давно бы опозорился по полной программе. Элеонора, принимая работу, уже даже не возмущалась, только головой качала. Но напрасно он надеялся, что после двух-трех промахов от него отстанут. Не тут-то было. Только присел отдохнуть или собрался позвать Таню погулять, как снова раздается повелительный зов — мадам нашла для него новое занятие.
Сама она тоже не сидела сложа руки. Посевная страда была в самом
Танечка тоже трудилась целыми днями, пытаясь облегчить жизнь в полевых условиях. Мыла посуду в тазике, поливая ее водой из эмалированного чайника, стирала вручную белье, топила буржуйку, стряпала нехитрую еду на крошечной плитке, настолько медленной, что к приготовлению обеда нужно было приступать сразу после завтрака. Но все ее труды мало помогали. Даже высушенное на солнце постельное белье почему-то все равно оставалось сырым. В доме попеременно царили то жуткий холод, то страшная жара — если топилась печь, а от картошки или макарон с тушенкой, которые составляли здесь все меню, уже на второй день хотелось лезть на стену.
А уличный туалет! А душ, для которого сначала нужно натаскать ведрами воду в бак на крыше, потом включить нагреватель, несколько часов ждать, пока вода станет теплой, и только после этого мыться — очень экономно, потому что вода может в любой момент закончиться, а ее должно хватить на троих! До этого момента Денис даже не подозревал, что подобная система еще где-то существует. Ему казалось, что такие души давно уже должны были кануть в Лету, как архаизм — вместе с крестьянскими телегами, кремневыми ружьями и дубинами питекантропов.
Перед сном, лежа на неудобной короткой и жесткой тахте, Дэн слышал через тонкую фанерную стенку один и тот же разговор.
— Нашла себе голь перекатную, ничего сделать толком не может…
— Мама…
— Лучше бы с кем-нибудь из соседей познакомилась! Столько олигархов вокруг живет…
Денис с интересом прислушивался.
— Вот хотя бы у соседа нашего, у Георгия Борисовича, сын бизнесмен. Богатый — вон какие хоромы отгрохал. Вот бы ты начала с ним встречаться…
— Так где ж я его возьму, мама? Он тут и не бывает почти. А если и приезжает, так явно не для того, чтобы со мной знакомиться. Мы с тобой его даже не видели ни разу.
— Тоже мне проблема! Давай я с Георгием Борисовичем поговорю, придумаем что-нибудь!
— Нет-нет! — пугалась Таня. — Не вздумай! Не нужен мне его сын!
— А тебе вообще никто не нужен. Нашла себе не пойми кого. Без квартиры, без прописки. Руки из задницы растут, прости, господи…
И дальше разговор шел по второму кругу, а иногда и по третьему. Таня отбивалась все более вяло, а Дэну становилось смешно. Эх, интересная штука — жизнь. Познакомились за тридевять земель и оказались соседями… Ему до сих пор нравилось думать о том, что сказала бы Элеонора, узнай она, кто он на самом деле. Наверное, умерла бы на месте от счастья… А вот Тане, похоже, это было бы совершенно безразлично.
Здесь, на даче, они много времени проводили вместе.
Работали бок о бок, гуляли по вечерам, разговаривали. Денис с удивлением отмечал, что Танечка совсем не такое восторженное и наивное существо, как ему показалось сначала. Они говорили обо всем на свете: о жизни, о судьбе, о людях, о политике, об искусстве — и ее представления совсем не выглядели инфантильными, наоборот, девушка рассуждала зрело, а говорила остроумно и красиво. Разве что иногда излишне красиво и витиевато. Нередко в ее образах и аллегориях трудно было разобраться, и Дэн не всегда был уверен, что правильно понимает Таню, приходилось возвращаться к сказанному, разбираться, уточнять. Но это казалось мелочью. В целом ему все больше нравилось общаться с ней. Пожалуй, ни с кем из женщин не было так интересно, если не считать Беллу.