Барселонская галерея

Рой Олег Юрьевич

Нора всегда внимательно и терпеливо слушала мамины истории, ей было жаль ее до слез. А еще было страшно смотреть в совершенно пустые, устремленные куда-то в глубь себя, огромные темные глаза. В такие моменты ей казалось: мама где-то очень далеко. Ее не дозовешься. Даже если кричать, требовать, звать. Даже если плакать.

«Мамочка, вернись. Господи, сделай так, чтобы она вернулась и не сошла с ума!» — молилась маленькая девочка, не верящая в бога.

А мама, должно быть, с большим удовольствием переселилась бы в выдуманный мир, но почему-то это не получалось. Она возвращалась — ее глаза светлели, она улыбалась, целовала Нору и желала ей спокойной ночи. Девочка облегченно вздыхала и засыпала почти счастливая.

Когда

Нора немного подросла, истории изменились. Мать забывалась, и перед дочерью разворачивалась длинная путаная сага. Когда-то давно, еще до войны, необыкновенно красивая девушка была влюблена в талантливого юношу. Тот посвящал ей стихи, однажды даже целую поэму. Но вмешалась злая разлучница, женила на себе пылкого поэта, у них родилась дочка. А потом грянула война, поэт ушел на фронт и уже не вернулся. И ничего от него не осталось, кроме тех строчек. А девушка долго страдала, но потом вышла замуж за военного. Человека грубоватого, но неплохого. И тоже родила дочку. И зажила как все. Не счастливо, но терпимо.

— Запомни, Норочка, в этом наше спасение. Чтобы все было как у всех. Так жить легче.

Элеонора понимала, что эта история не выдумка, а далекое прошлое матери. Ей было интересно, но она никогда не выспрашивала подробностей. Запомнила только, что талантливого юношу звали Павел.

Вещи в семье были только самые необходимые. Да и какой смысл был обзаводиться, например, мебелью? Таскать с собой из гарнизона в гарнизон хлопотно, а в новом доме все равно как-нибудь устроимся. Единственной громоздкой вещью, которую они повсюду возили с собой, было старенькое пианино. Иногда отец начинал возмущаться, но мама, обычно всегда и во всем уступавшая ему, неожиданно проявляла в этом вопросе железную твердость. И в результате пианино каждый раз ехало вместе с ними. Нору это удивляло, поскольку этот странный предмет казался ей совершенно бесполезным. Инструмент был старый, потрепанный и наверняка сломанный. Мама никогда на нем не играла и не пыталась научить дочь. Но постоянно просила:

— Ты уж его сохрани! Возможно, когда-нибудь на нем будет играть моя внучка.

Именно под крышкой полурассохшегося пианино Нора, уже после маминой смерти, обнаружила три письма и пожелтевший листок со стихами. Все было датировано сороковыми годами и подписано: «Павел». Видимо, мамин роман и впрямь оказался совсем коротким… Элеонора оценила выдумку матери — старое пианино, несомненно, было хорошим тайником, отцу никогда не пришло бы в голову лезть под крышку.

Мамины слова про внучку оказались пророческими. Маленькая Таня прямо влюбилась в это видавшее виды пианино. Она вообще уродилась в бабушку: и внешне, и по характеру. Такая же непрактичная мечтательница.

Нора в юности тоже часто мечтала, это было единственным спасением в ее жизни. Но ей никак не удавалось погрузиться в свой мир целиком, как это делала ее мать. Элеонора всегда помнила, что нужно приготовить обед, постирать и погладить белье, подмести полы, потом сделать все уроки. И только после этого можно будет, устроившись под каштаном на заднем дворе, мечтать о будущей счастливой жизни. В отличие от мамы, ей не нужны были для этого книги. Да и грезила она совсем о другом — не о дворцах и принцах, а о постоянной квартире, из которой не надо будет уезжать и где она сможет разместить массу красивых вещей — кружевных салфеток, вазочек, статуэток (ей всегда хотелось собирать фигурки кошек). И кровать у нее будет своя, с подушками горкой — от самой большой к самой маленькой, — и комод со многими ящиками, и ковер с оленями на стене… О любви она тоже мечтала, но избранника своего представляла исключительно в комплекте с подушками и вазочками. Чтобы, значит, тут комод, там стол под белоснежной скатертью, а посередине — ее, Норы, муж. Сильный и добрый. И спокойный, совсем не такой, как отец.

За Норой ухаживали многие, девушке

было из кого выбирать. И она остановилась на Коле Матюшине, скромном, сильном и добром парне, работавшем водителем троллейбуса. В то время Нора уже жила в Москве, ну не совсем в Москве, в Подмосковье, куда под конец карьеры перевели ее отца и поселили с семьей в бараке. Элеонора окончила в Москве школу, поступила в торговый техникум и с гордостью стала считать себя столичной жительницей.

Коля жил с матерью, которая еще заочно невзлюбила Нору и называла ее не иначе как «лимитчица». Это могло стать серьезной проблемой, но руководство троллейбусного парка вошло в положение ценного работника, ударника социалистического труда и выхлопотало молодоженам двухкомнатную квартиру в новом доме.

Это было настоящим счастьем! Нора обставила новую квартиру именно так, как грезилось, — с салфетками и фигурками кошек, комодом и круглым столом под скатертью. Вот подушек только горой на постель не наложила, потому что в Москве выяснилось, что подушки давно вышли из моды. А так — все мечты сбылись. Даже наяву все оказалось еще лучше.

Вскоре родилась дочь Танечка, Николай в ней души не чаял. Семейная идиллия, да и только! Случались, конечно, и ссоры, в основном из-за свекрови, которая ни невестку, ни внучку знать не хотела, продолжала издалека отравлять им жизнь. Но ссоры все выходили какими-то ненастоящими, потому что Николай участия в них почти не принимал. Шумела и кричала одна только Нора, а он или спокойно отвечал: «Да, ты права, только не надо так нервничать!», либо, если уж жена полностью выходила из себя, отправлялся погулять, чтобы дать супруге остыть.

До самой смерти Николая Элеонора, теперь уже Виссарионовна, думала, что не любит мужа.

Только когда Николая не стало, женщина вдруг осознала, что потеряла самого дорогого на свете человека. Настолько спокойного и терпимого ко всем ее заскокам и прихотям, что другого такого ей найти уже никогда не удастся.

Она искала, не сдавалась. Но все попадалось не совсем то… Или совсем не то. А годы летели. Раньше Нора столько всего успевала за день — и в школу сходить, и уроки выучить, и кучу домашних дел переделать. И еще на отдых время оставалось. А сейчас только встала утром, только позавтракала, чаю попила, посуду помыла, телевизор посмотрела, глядишь — уже и спать пора.

Чем дальше — тем становилось грустнее. Непонятно, что впереди. Вернее, понятно, что ничего хорошего. Старость, немощность, болезни… Даже на появление внуков и то надежды все меньше и меньше. Похоже, Танюха так и останется в девках. Отношения с дочкой у Элеоноры не то чтобы не сложились, но, как бы это сказать, не были особенно близкими. Танька, она такая — вся в себе, скрытная, в чем-то даже не от мира сего. На бабку свою, Элеонорину маму, похожа, такая же не приспособленная к жизни.

И надо ж было так случиться, что, когда Элеонора Виссарионовна уже почти примирилась со своим безрадостным будущим, на нее один за другим посыпались настоящие подарки судьбы. Сначала дача, о которой она так мечтала всю жизнь. А потом вдруг любовь. Большая, настоящая, взаимная. Такая, что иной раз проснешься ночью, лежишь и удивляешься — и за что это мне вдруг такое счастье?

Избранник Норы был просто-таки идеален по всем статьям — еще не старый, свободный, обеспеченный. Давно пора было бы съехаться и жить вместе, но ее останавливали мысли о дочери. Таня такая непрактичная, как оставишь ее одну? Пропадет ведь, глупостей наделает… Жалея дочь, Элеонора никак не решалась даже сказать ей о переменах в своей судьбе. Нехорошо как-то — молодая девчонка все одна да одна, а мамаша вдруг замуж собралась.

Отправляя дочь в Барселону, Элеонора очень надеялась, что Таня познакомится с кем-то на курорте. А там, даст бог, все закончится если не свадьбой, то хотя бы долгими отношениями. Ведь не старой же девой оставаться…