Барышня и хулиган
Шрифт:
— Моя совесть смертельно боится тюрьмы, так что очень может быть, что будет помалкивать.
Пока Мишка ухмылялся, я благополучно достигла ванной, скрылась в ней, с особой тщательностью проверив замок. Мишка поскребся в дверь и крикнул:
— Между прочим, я семь месяцев сидел в каталажке.
— Не я ж тебя туда устроила.
— Но ты бы могла проявить человеколюбие.
— Не могла бы, моя совесть возражает.
— Она еще глупее, чем ты.
— Шальнов, — возвысила я голос, — ты свинья.
— Подумаешь. А ты дура. Вот посадят
— Чтоб у тебя язык отсох, — в сердцах сказала я и включила воду, чтоб не слышать больше всякие глупости.
Когда я вышла из ванной, Шальнов принципиально не обращал на меня внимания. Он, насвистывая, побрился, затем принял душ, переоделся и, заглянув в кухню, где я мыла посуду, сказал:
— Я готов.
— Я тоже готова, — ответила я, снимая фартук, и неизвестно почему тяжко вздохнула, по крайней мере, вздох не имел никакого отношения к предстоящей экспедиции. Тут меня озарило, и я растерянно поинтересовалась:
— Как же мы теперь без машины?
— Машину купим, — ответил Мишка.
— А у тебя есть деньги? — насторожилась я.
— У Катьки есть. Она их копила, а мы поможем истратить.
— Вряд ли она… — начала я неуверенно, но Мишка только рукой махнул и стал подниматься в спальню. Я поплелась за ним. Он отодвинул прикроватную тумбочку, маникюрными ножницами подцепил-дощечку паркета, сунул руку в образовавшуюся щель и через секунду извлек на свет божий металлическую коробку (кажется, из-под чая), вскрыл ее, и глазам моим предстала пачка долларов, аккуратно перевязанная резинкой.
Мишка вновь сунул руку в тайник и на сей раз извлек оттуда целлофановый пакет. Если в коробке купюры были потертые и по десять долларов, то в пакете новенькие и гораздо большего достоинства. Заглянув в пакет, Мишка удовлетворенно заметил:
— Между прочим, мои кровные. Катерина Юрьевна свистнула их, и слава богу, что на черный день отложила. Уж очень твоя сестрица тайники любит, а фантазия убогая, потому все ее тайны для меня и не тайны вовсе. — Болтая таким образом, Мишка пересчитал содержимое коробки, хмыкнул, покрутил головой, деньги оставил на полу, а в коробку вложил записку: «Спасибо, Катя».
— Ты грабишь мою сестру, — гневно заметила я.
— Даже не думал, — обиделся Шальнов. — Твоя сестрица обдерет меня как липку, вот увидишь. Квартиру уж точно оттяпает. У меня с ней судиться никакого терпения не хватит, а у Катьки его сколько угодно. Квартира стоит в сто раз больше, чем она скопила, приторговывая одним местом…
— Замолчи, — пнула я его в бок кулаком, он моргнул и заявил испуганно:
— Извини, я забыл, что здесь несовершеннолетние.
— И все-таки поступать так — нечестно.
— Хорошо, давай все спрячем назад. А бегать за Лосем будем на своих двоих, километров двадцать ты пробежишь, потом я, тут главное — от машины не отстать.
— Ладно, — вздохнула я, чувствуя, что сейчас непременно разревусь. Мишка с минуту таращился на меня,
— Так и быть, обойдемся без ее заработков, а эти не отдам, — кивнул он на пакет. — Говорю: мои кровные, Катька их свистнула, а я возвращаю награбленное, и взгляды твои на меня больше не действуют, хочешь — реви, хочешь — сиди на полу сиротой казанской.
— Что ты завелся? Вернется Катька, с ней и разбирайся. И пожалуйста, не забывай главного: я совершенно не хочу в тюрьму.
— Да кто ж в нее хочет? — вздохнул Мишка, приладил дощечку на место, сдвинул тумбочку и отряхнул штаны. — Потопали.
Отправились мы на такси, и вовсе не к Лосю, как я предполагала, а в автосалон, который по большому счету никаким автосалоном не был. Обыкновенный пустырь, находившийся сразу же за бензозаправкой, обнесенный металлической сеткой с воротами и калиткой, за которой стояли штук двадцать машин, по виду совершенно непригодных для передвижения по причине почтенного возраста, а также имелось дощатое сооружение с шиферной крышей и крылечком, над которым красовалась надпись «Автосалон».
— О господи, — простонала я, увидев все это.
— Не придирайся, — пожал Мишка плечами, шагая к калитке. — Машины здесь хоть и подержанные, но вполне приличные. Новая машина нам без надобности, если кто-то пристрастится тормоза портить, так новая машина — пустой перевод денег. Старушку вроде этих не так жалко.
— А ездить на них можно? — усомнилась я.
— Сейчас узнаем.
Не успел Мишка произнести последнюю фразу, как на крыльце домика появился молодой человек в тренировочном костюме и темных очках, увидев нас, он поспешно спустился и пошел навстречу.
— Чем-нибудь интересуетесь? — спросил молодой человек настороженно.
— Да. Желательно «девятку», несильно битую и чтоб бегала как положено.
— Пойдем посмотрим, — обрадовался парень потенциальному покупателю, приглядываясь к Мишке со все возрастающим доверием. Они пошли вдоль ряда машин, вроде бы забыв про меня. Воспользовавшись этим, я устроилась на крыльце и стала разглядывать свои ноги за неимением более подходящего объекта.
Минут через пятнадцать Мишка проехал мимо на «девятке» белого цвета, совершил круг почета и исчез за домиком. А еще через полчаса мы на этой самой «девятке» уже выезжали за ворота.
— Вот это сервис, — радовался Мишка неизвестно чему, в салоне все дребезжало, стучало, к тому же еще и воняло, запах въелся в обшивку навеки, и открытые окна не помогали.
— Что это такое? — не выдержала я.
— Да, запах, конечно, не очень, зато тачка стоит копейки. Парень, что ее продал, страшно рад, а про меня и говорить нечего, для наших дел машинка самая подходящая. Ее в городе все знают, прошлым летом в ней мужик с бабой угорели, ну а пока их нашли, недельки три прошло. Покойнички чем не хороши, так это запахом. Вдовица все никак не могла машину продать, пока не нашлись добрые люди, то есть мы с тобой.