Барышня ищет работу
Шрифт:
Пока же… мой первый посмертный допрос был в присутствии рыдающей супруги умершего. Точнее, покончившего с собой — предположительно от того, что разорён.
— Пускай скажет, где ключ от шкатулки! Она заколдована, её ни топором не разрубить, ни каким другим инструментом не открыть! А то молодец такой — раз, и на тот свет, а на что я детей поднимать буду? На что учить? Из чего приданое давать?
Правда, поднятый покаялся, что деньги почти все вложил в убыточное предприятие, а ключ от шкатулки лежит в секретере, но там почти ничего нет, и о том, что есть, нельзя говорить
— Молодец, Ольга, справилась, — кивал Аркадий Петрович.
Вообще меня нередко похваливали, это было приятно. Я очевидно втянулась, и даже научилась находить некий интерес и удовольствие в том, что делаю такое, на что у большинства людей не хватит магической силы и бесстрашия. А я говорила себе, что раз у меня здесь такая судьба, то нужно хватать и держать, и стараться.
Конечно, учись я, как все, у меня было бы больше времени и сил для того, чтобы гулять, читать, ходить куда-нибудь. Но — и так тоже неплохо. Если у меня потом будут выходные, то буду навещать здешних знакомцев, вот.
А пока — Митя.
— И что творится? Расскажешь — узнаю.
— А Юрка наш рассказал, я за что купил, за то и продаю.
— Так, и что же он рассказал?
Юрку нашего научили слушать всех, кого неугомонная Ангелина собирала во флигеле вдовы Капитоновой. Туда заглядывали и студенты — просто потрындеть о высоком и не просто, а обсудить работу о развитии капитализма в России, и что они там ещё обсуждают, эти люди. И рабочие — в редкие выходные. И свободные-обеспеченные, вроде самой Ангелины и её приятеля Франца, вернувшегося в Москву осенью, как и обещал. Правда, Ангелина в личных делах дала ему отставку, потому что оказалось, что с Митей Ряхиным он и рядом не стоял, но как я понимаю, имени счастливого соперника он не знал, и слава богу, потому что кто знает, что бы выдумал. А так — меньше знает, крепче спит.
Так вот, эти милые во всех отношениях люди говорили-говорили, и договорились. До очередной бомбы, которая приблизит не то диктатуру пролетариата, не то ещё что-то, столь же устрашающее. Юра все их беседы прилежно слушал, а потом пересказывал Мите, а тот догадался — мне рассказал. Будто я знаю, что с ними всеми делать!
— Ладно, я поняла. Ты не хочешь рассказать Пуговкину? Любому?
— Да я не знаю, как лучше-то! Они ж спросят, ей-богу спросят — а что ты, Митька, там делал, что о таких вещах знаешь? А я что, скажу им, что у меня там Юрка да полюбовница?
— О Юре знает Авенир, и я думаю, не только он, — если, помнится, о моём первом визите в тот дом Афанасий Александрович узнал, то почему ему не знать и обо всём прочем? — И можно прямо сказать — вот, услышал, рассказал.
— Да Леопёрдовну, дурищу, надо как-то спасти, её ж тоже в околоток поволокут.
— Она говорит, её отец всегда выкупает.
Митя задумался.
— Это тот самый Леопёрд, да? А как ты думаешь, он почему так зовется — потому что правда как тот кот пятнистый?
— Да бог его знает, мы не представлены. Но может Ангелину просто забрать
— Да она ж тот флигель снимает. С неё, вроде как, и спрос.
— Ладно, я бы послушала Юру.
— Пошли сегодня, послушаешь.
— Договорились. А там и решим.
Мы сговорились, что я приду к Ангелине вроде как в гости, вместе с Марьяной, и оставлю их болтать, а сама в соседней комнате позову Юру и спрошу, что и как. И разошлись до вечера.
Марьяна легко согласилась навестить Ангелину — развеяться и развлечься, а то у них там по теории магии прямо зверство какое-то было. Я сомневалась, что профессор Рассказов способен зверствовать, но — вдруг? Вообще мне ему тоже вторую часть предмета сдать бы, для диплома, надо постараться. Но это потом, а сегодня идём в гости.
В те гости прихватили мёда, и варенья сливового — Марьяна из дому привезла, и мы постепенно подъедали её запасы. Пили чай, болтали об учёбе и о мужчинах, а потом я выскользнула в меньшую комнату и позвала Юру. Капнула кровью возле печки — там не видно, он и появился. Обрадовался.
— Оля пришла!
— Привет-привет! Давай, рассказывай быстренько, что ты тут услышал — меня Митя послал расспросить.
— Оля, ты хорошая девушка, тебе не надо такого знать!
Приплыли, ага.
— Тут уже живёт одна хорошая девушка, которая администрирует весь процесс, я правильно понимаю?
— Она не хорошая, она обычная. И не умеет со мной разговаривать.
— Она простец, а я некромант, вот и вся разница. Давай говори, что тут и как. А то ещё взорвут дом вместе с тобой, или как арестуют их всех, и останешься снова один-одинёшенек.
Юра засопел.
— Ладно. Посмотри вон там, в углу, там плед, а под ним коробка.
Я ж и посмотрела — и в той коробке лежали какие-то части механизма, колбы, коробочки. Ничего не понимаю.
— Кому это предназначено?
— Они не договорились. Ангелина против полицмейстера, а Франц против градоначальника. То есть за.
— Красавцы. И когда?
— Через три дня. Там кого-то встречают на вокзале, должны все главные поехать. А эти наши — тоже. Они даже узнали, по каким улицам поедут, и решают, где засада.
— И все материалы у них здесь?
— Да, девушка приходит, Таня. И мужчина в годах, Алексеем Васильичем зовут. Здесь собирают.
— Так, я поняла. Спасибо, Юрочка. Мы что-нибудь придумаем.
Я помахала ему и вернулась в комнату, где пили чай. Тоже выпила ещё чашку, а потом мы с Марьяной собрались по домам.
Митя наутро поджидал на ступеньках.
— Ну что? Поговорила?
— Да. Он показал мне коробку с материалами, и сказал, что все детали механизма и взрывчатка должны быть здесь, потому что Ангелина живёт одна. Никакой семьи, а прислуга у неё вышколенная и приходящая.
— Так, а если Ангелинку из дома забрать, а тем временем и вытащить?
— Согласится? Не подумает лишнего?
— Попробуем после пар?
— Годится.
— Взять с собой ещё кого-нибудь толкового, да?
Почему-то я не удивилась, когда толковыми оказались Томашевский и Толоконников. И Марьяна ещё уцепилась.