Барышня с подвохом или выжить любой ценой

Ос Ксения

— Куда надо, значит? — хмыкнул рыжий насмешливо и покосился на так и стоявшую повозку с выглядывающими из нее любопытными женскими лицами, — а ты значит у нас добрый очень, помогаешь всем попавшим в беду девицам на безвозмездной основе, живота не жалея?

Мужик скрипнул зубами, но на выпад стража порядка ответить не решился.

Впрочем, тут влез в разговор второй, более взрослый и хмурый полицейский.

— Так может мы у девушки и спросим — чего она испугалась то? — бросил он, не отрывая серьезного, сканирующего взгляда от прилипалы-неудачника.

Тот

стушевался, бросил злой, предупреждающий взгляд на Надежду, но в руки взял себя быстро. Взгляд его просветлел как у херувима на иконе, и он закивал согласно, — помогаю, конечно, не зверь же я, коли в силах то моих, то чего не помочь?

Полицейские переглянулись и хмыкнули недоверчиво, а мужик вдруг засуетился.

— Ну-с, если помощь моя не требуется, то разрешите откланяться. Очень, очень жаль, что мой порыв не оценили, — наиграно обиженно поклонился он, а полицейские вопросительно уставились на девушку.

На мгновение Надежда растерялась, а потом до нее дошло, что они ждут обвинений и качнула головой отрицательно.

— Пусть едет. Жалобу писать не буду, а то за мной сейчас тетя Франсуаза подъехать должна. Она старенькая уже, не хотелось бы задерживать и волновать ее.

Полицейские снова переглянулись, кивнули понятливо и даже уважительно — видимо иноземные корни и здесь ценятся, а мужик, бросив задумчивый взгляд на девушку, рванул к ожидающей его повозке.

Надежда даже выдохнула с облегчением, но тут к ней обратился рыжик.

— Вы это, не бойтесь. Ждите свою тетю спокойно, если что кричите, а мы присмотрим, — пообещал он весело и, махнув на прощание, отправился за напарником.

9. Студиозка

Остаток дня пролетел быстро. Дождавшись очередной поезд, когда полицейские отвлекутся и затеряются в бестолковой толчее, Надежда выбрала самую неказистую повозку ожидающую пассажиров и рванула к ней.

— В центр! В какой-нибудь приличный, но не дорогой постоялый двор, — скомандовала она уверенно.

Возничий, немолодой, щуплый дядька с редкими, светлыми, но еще не седыми волосами, окинул девушку задумчивым взглядом, почесал затылок и вдруг понятливо улыбнулся.

— А, так, ты эта, студиозка которая, — покивал он одобрительно, — практиковаться к нам приехала?

Надежда, которую внезапно появившееся предположение рассмешило, приподняла бровь, но поскольку версия оказалась неплохой, кивнула согласно.

— Ага, я еще та студиозка, — хмыкнула она весело, а тронувшийся к тому времени возничий и вовсе расцвел как одуванчик по весне.

— Так тебе тогда не на постоялый двор надо, а в общежитие ваше, студиозское, — сделал он логический вывод и закивал, словно сам с собой споря, — ша, дядюшка Протасий все знает. Доставит тебя, девонька, в лучшем виде. И денег лишних не возьмет, понимает же усе — негоже бедных студиозов обманывать! Ну, пошла, старая! — поторопил он еле плетущуюся клячу.

Возница отвлекся, направляя лошадь

на выезд из вокзального тупика, а Надежда посмотрела на мужчину задумчиво. Неплохой? Или тоже врет, как и остальные встреченные ею люди? Впрочем, мысли эти недолго бродили в девичьей голове и уже через минуту, Надежда рассматривала город, в котором в прошлой жизни бывала всего дважды, проездом и то недолго.

К большому, пятиэтажному зданию с колоннами, большими одинаковыми окнами и покатой красной крышей, подъехали уже в первых сумерках.

— Вот здесь все практикующиеся, что из других городов приехали и живут, — гордо кивнул дядька Протасий в сторону кучки молодых девчонок заигрывающих с такими же молодыми, еще совершенно безусыми парнями. Те же делали серьезные, важные лица, но интерес к девушкам скрыть не могли. Атмосфера чего-то неуловимо радостного, легкого и давно забытого окрыляла, поднимая настроение и давая уверенность, что все будет хорошо.

Почувствовав себя вдруг свободной и беззаботной, Надежда даже улыбнулась неосознанно.

— Ты ежели чего, обращайся, я вмиг домчу, куда скажешь, и не смотри что лошадка старенькая. Она еще ого-го, какая резвая! — радостно сообщил возница, забирая монетки и пряча их во внутренний карман потертого сюртука.

Надежда, уже забывшая про дядьку, спохватилась, поблагодарила и покивала согласно, пообещав, что как только соберется куда, так сразу призовет. Распрощавшись, наконец, с общительным и судя по всему, все же неплохим мужчиной, Надежда выдохнула, чувствуя волнение, и направилась к невысокому, но внушительному крыльцу у входа.

Как и ожидалось, в большом холле, в отгороженном от основного зала закутке, сидела очень даже занятная, мелкая старушка в черном, слишком дорогом для вахтерши платье и белом чепчике, не скрывавшем крупно завитые седые букли.

— Ась? Куда? — уставилась она на девушку цепкими водянистыми глазами.

На мгновение Надежда задумалась, что бы соврать такое правдоподобное, но ее выручила подлетевшая к окошку девушка.

— Марь Ильинична, да что же это такое-то? — возмутилась она визгливо, — почему? Я вас спрашиваю, почему моих девочек по разным комнатам заселили? А я? Я вообще отдельную комнату просила, и даже доплатить согласилась, а меня с кураторами из Коломны засунули! Да где это видано, чтобы нас, самих Новгородцев, да с какой-то Коломной селить? Не бывать этому!

Девчонка еще что-то визжала, а Надежда, пожалев оглохшую старушку, отодвинула плечом скандалистку и снова прилипла к окошку.

— Из Торжка я, одна приехала, мне жилье обещали, — сообщила она уверенно, — оплатить, где можно?

Как ни странно, но вопрос с комнатой решился быстро. Подсунув что-то громозское, похожее на кассовый аппарат времен перестройки, Марья Ильинична запросила целых пятьдесят рублей за месяц проживания и, сняв личные данные и оплату с браслета, вручила Надежде ключ от комнаты на третьем этаже и брошюрку с правилами проживания.