Башни Анисана

Каверина Ольга

– Конечно, – тонко улыбнулась Бамму, – Я даже немного учила её искусству искусств. Ты любопытное сокровище, Янфо. Мне бы так хотелось взглянуть на тебя ближе, проникнуть в твою суть. Там, внутри, ты наверняка такой, каким должен был быть. Ты многое хочешь знать, а я – храню в себе такие знания, от которых ты и догадаться не сможешь. Я знаю истину о событиях наверху, и о том, кто ты. И я готова делиться. Но при условиях: ты откроешься мне, будешь обращаться ко мне как подобает на «она» и согласишься помочь в одном деле… Подойди ближе и прикоснись.

С этими словами она протянула к нему руку. Её внутреннее поле

в миг пришло в движение, разогнав застоявшийся серый фон полей, лицо и тело точно охватило сияние, и Гиб Аянфаль впервые почувствовал, что видит действительно матрону, пускай лишённую одежд и почётного звания, а не искажённого асайя. Его пронзил невольный трепет. В жёлтых глазах Бамму проснулось нечто притягательное, что побуждало смотреть и смотреть в них, и… следовать её призыву. Внутренне он убеждал себя, что нужно наоборот отступить, нужно неспешно обдумать её слова, а потом решать. Но мысли не слушались, охваченные волнением перед неожиданно приоткрывшейся истиной. Он медленно приблизился к творице, поднимая руку и готовясь коснуться её открытой ладони, излучающей поток мягкой, но непреклонной силы. С внутренней дрожью он ощутил, что ему хочется, чтобы Бамму крепко сжала его пальцы. В сознании ярко вспыхнуло – вот это произошло… Её мощное поле разрушает бурые своды, и они вместе устремляются наверх, к свету, под небо, светящееся синим светом из-за сгорающей пыли…

– Эй! Опять вы, Бамму, смущаете новых!

Гиб Аянфаль замер на месте, очнувшись от наваждения и поспешно отдёрнул кисть, в последний миг избежав соприкосновения. К ним приближался чёрный страж. Он был в обычной форме, какую некогда доводилось примерить Гиб Аянфалю, с печатью на лбу. Этот страж был ненамного старше его, и разменял только третью сотню оборотов.

Бамму неспешно убрала руку и недовольно встряхнула ей, как будто очищая от грязи. Страж взял Гиб Аянфаля за локоть, отводя в сторону, после чего строго сказал:

– Нечего его смущать! Или я доложу нэнам о вашем поведении!

Бамму горделиво взглянула на него:

– Опять ты, молодое пламя, – надменно сказала она, – я, кажется, говорила, как нужно ко мне обращаться. Я – матрона, а не какая-нибудь заблудшая верхнячка. А тех, кто непочтителен с творицами, Гаэ обрекает на возмездие.

Страж только усмехнулся:

– Попавшим в такую опалу сперва надлежит подумать над собственными путями, а уже потом грозить другим, – твёрдо ответил он и обратился к Гиб Аянфалю, легонько встряхнув его руку, – Пойдём.

Строитель подчинился. Ему было стыдно, что он так легко поддался странному управляемому состоянию, в которое его погрузила Бамму. В нём продолжало жить любопытство, вызванное её словами, но в то же время очень неприятно было думать о том, что он так легко ему поддался. Кто знает, что на самом деле могло бы произойти, не появись в последний момент смотритель поля. Он с благодарностью взглянул на стража.

– Ты здесь постоянно служишь?

– Нет. Как и все новообращённые дежурю в свой срок, – ответил страж, – смотри, держись подальше от этого искажённого. От тут один из самых проблемных. По мне, так ему самое место в утробе Ци, но нэны держат его здесь, у самых первых ворот. С остальными у тебя не возникнет трудностей, если не будешь их будить. Но этот всё никак не уснёт. Своевольно переходит из поля в поле и задирает остальных

бодрствующих.

Страж вывел Гиб Аянфаля на центральную площадь, посреди которой возвышался источник. Десятки каменных чаш, нагромождённых друг на друга, возвышались до самого потолка. Из теряющейся во мраке высоты тихо струилась амброзия. Она переливалась через края переполненных чаш, таким образом достигая самого нижнего бассейна.

– Вот, – страж указал рукой на источник, – Отсюда можешь питаться.

Гиб Аянфаль взглянул на отливающую серым жидкость, и перед его внутренним взором мгновенно пронеслись воспоминания о прежнем посещении полей. Исходящие от источника сонные волны уже начали медленно убаюкивать активное сознание, и Гиб Аянфаль, воспользовавшись тем, что страж отпустил его локоть, немедленно отскочил назад.

– Я не буду!

– Рано или поздно захочешь.

– Всё равно не буду! – упрямо возразил Гиб Аянфаль, – Это серебристая амброзия. Ее нельзя пить!

Страж только покачал головой.

– Твоё дело, – равнодушно ответил он, – можешь обустраиваться здесь. Смотри, не нарушай порядка, и тогда я не буду иметь к тебе претензий.

Гиб Аянфаль ничего не ответил ему, оглядывая обступавшие площадь скалы. Ему на глаза бросилось то, что одна из них, судя по всему, совсем недавно обвалилась. Изрядная часть её рассыпалась острыми обломками, словно от сильного удара извне. В неподвижных волнах Гиб Аянфаль слышал, как движется внутри материи твердынная пыль, неторопливо приводя всё в порядок.

– Что это тут случилось? – окликнул он уже собравшегося уходить стража. Тот взглянул на скалу.

– Только не вздумай трогать её, чтобы, так сказать, «помочь» – тут же предупредил он, – знаю, что вы, строители, первым делом на это вызываетесь. Вон, видишь того здоровяка?

И страж указал на возвышавшееся неподалёку широкое ложе, на котором раскинувшись спал асай огромных размеров. Он был одет в светло-серую тунику до колен, опоясанную узким поясом, а выступавшие из гривы чёрных волос и плеч пылетоки явно выдавали в нём жителя глубин. Его мощные руки свешивались вниз так, что пальцы касались пола.

– Глубинный житель, горняк, – пояснил страж, – при этом из нижних недр. Это он пару дней назад разбушевался. Нэнам пришлось насильно напоить его амброзией так, что они почти опустошили источник. Но сон у него всё равно чуткий.

Гиб Аянфаль подошёл к асайю, внимательно вглядываясь в его лицо, выдававшее довольно-таки неуживчивый характер, который, впрочем, очень скоро будет исправлен. Оно не было замершим, какими бывают лица глубинных асайев, когда они действительно отрешены от активной жизни, и потому Гиб Аянфаль поверил словам стража о чуткости сна.

– Почему он тут? – с интересом спросил он.

– Полагаю, это очевидно, – скупо ответил страж, – Очень вспыльчивый и агрессивный. Но вот мать-нэна, как видно, относится к нему благосклонно. Обычно у горняцких матрон с искажёнными глубинными разговор короткий и не предполагающий продолжения жизни в текущем воплощении. Они считают, что им проще перетворить непослушное дитя, чем ждать и полагаться на нестабильную волю.

Гиб Аянфаль вопросительно взглянул на молодого стража, удивляясь такому подробному рассказу и стараясь понять, к чему же он клонит. Страж посмотрел на него в ответ и назидательно пояснил: