Башни земли Ад

Свержин Владимир Игоревич

— Непременно, — выслушав слова перевода, кивнул император. — С тобой же, почтенный дервиш, я бы тоже с радостью обсудил… — он помедлил мгновение, подыскивая нужное слов, — многое.

Хасан поклонился:

— Буду счастлив приобщиться к твоей мудрости… как только появится подходящая возможность.

Ночь была душной. Вдали на крепостных башнях перекликались часовые, стараясь не уснуть под однообразный плеск морских волн. Чернь небесного поля была густо засеяна семенами звезд, полная луна надзирала за твердью земной, точно зрачок божественного

ока. Хасан Галаади дремал на открытой галерее Влахернского дворца, бросив под спину видавшую виды циновку и накрывшись дорожным плащом из грубой шерсти. Тихие шаги, нарочито тихие, едва слышные тренированному уху, заставили его резко подняться, чтобы во всеоружии встретить позднего гостя.

— Мир тебе, дервиш, — донеслось из темноты негромкое ромейское приветствие.

— И тебе мир… — Хасан вовремя остановился, чтобы не назвать титул говорившего.

Фигура, статная и величественная даже во тьме, даже в черном плаще-балахоне, выступила из тени виноградных лоз, увивших колоннаду. Всякому, кто хотя бы раз видел шествующего императора ромеев, достаточно было одного взгляда, чтобы узнать его. Мануил не шел, а именно шествовал, горделиво и величественно, как подобает природному монарху.

— Ты удивлен? — приблизившись, спросил василевс.

— Я ждал тебя, государь, но и представить не мог, что здесь, в такое время…

— Время самое безопасное. В этот час никто не увидит нас и не сможет помешать беседе. Не бойся, я прошел через потайные двери. Все полагают, что я в своих покоях.

— Это очень предусмотрительно, — почтительно склонил голову Хасан, — ибо Тамерлан подозрителен, и час от часу его подозрительность становится все нестерпимей.

— Должно быть, его встревожило покушение на меня, — глядя в сторону моря, разделенного лунной дорожкой, вскользь, точно между прочим, негромко предположил Мануил Палеолог. — Ведь не успей ты в последний миг…

— Телохранители Великого амира были не менее ловки. Они окружили Тимура кольцом мечей прежде, чем убийца смог приблизиться.

— Да, — согласился император. — Мою стражу задержала толпа… И проклятое серебро.

— Эти события могут быть не связаны между собой, а могут быть и связаны.

— Что ты имеешь в виду, дервиш?

— Предположим, Тамерлан узнал о готовящемся покушении, тогда легко можно представить, что каждый шаг стражи и толпы был заранее подготовлен. Я не исключаю также, что стражники императора ромеев были подкуплены. Для Тимура золото имеет цену, лишь пока служит его целям. А его богатств достанет, чтобы озолотить всю дворцовую стражу, а твои ромеи любят золото превыше всего.

— Если так, то перед нами изощренное коварство, которому не может быть ни оправдания, ни прощения.

— Это обычное коварство, — усмехнулся дервиш. — Признаться, я ожидал чего-то подобного. Когда Великий амир призвал меня, дабы осведомиться о возможных наследниках ромейского трона, я заподозрил неладное.

— И оказался прав.

— Увы, опасения мои не стали меньше. Тамерлан зол, ибо я не дал свершиться злодеянию, но Железный Хромец не остановится из-за неудачи. Ему нужен слуга на ромейском престоле, а не союзник и не друг.

— Слуга,

живущий в страхе и полагающий, что все блага этого мира в воле господина, — тихо продолжил Мануил. — Я понял, о чем он говорил сегодня на пиру. Отлично понял. Что ж, в таком случае выбор у меня невелик. Либо смириться и умереть с достоинством, либо уповать, что небеса откроют мне путь к избавлению.

— Уповать, что ангелы Господни по велению Аллаха спустятся и оборонят тебя крыльями своими?

— Я был бы рад молить небеса о столь незаслуженной милости, но, увы, никому еще не удалось таким образом избегнуть смерти. Следует действовать самим и верить, что с нами Отец небесный. Как бы он ни назывался.

— Аллах велик, и на все воля его. — Дервиш воздел руки к черному в звездных проблесках небу. — Но, может, в таком случае государю, как помазаннику Божию, ведом путь, по которому нам следует идти?

— Не ведом, но я размышляю о нем. Пока лишь могу сказать доподлинно, что стоит здесь поднять оружие против Тимура, и все мы, все, на кого я могу рассчитывать, бесславно поляжем в кровавой бойне. Нас слишком мало, и силы, увы, не равны.

— Добавь к этому, что Великий амир следит за всеми, кого подозревает в искренней привязанности и верной службе государю ромеев, и стоит ему лишь получить малейший повод, Тамерлан ударит первым.

— Остается искать помощи вне Константинополя.

— Например, в Венеции, которую владыка правоверных решил утопить в крови.

— Но Венеция — исконный враг Константинополя.

— Не время для прежних распрей, когда речь идет о единой для всех угрозе. Что же до прочего, в земных делах невозможно предусмотреть всего, и высшая предусмотрительность — это вера в Бога.

— Я обдумаю твои слова, дервиш.

— Обдумай, василевс. Только помни, каждый час раздумий приближает тебя к достойной гибели. А это, как мы уже договорились, не самый удачный исход.

Мануил немного помолчал, любуясь далекой зыбью, и, кивнув, запахнулся в плащ.

— Скоро я найду тебя опять. А пока да пребудет с нами милость небес.

— Да будет так, — прошептал Хасан Галаади.

Герцог Бургундии шел, почти бежал, по аллее. Плащ за его спиной развевался, пальцы храброго рыцаря яростно сжимались и разжимались на рукояти меча.

— Сейчас прольется чья-то кровь, — безрадостно констатировал Лис. — Капитан, ты как думаешь, герцог ограничится кардиналом или обоих порешит?

— Балтасар Косса — ловкий боец, — напомнил Камдил.

— Но не со спущенными же штанами!

В этот миг, опровергая подозрение Лиса, из беседки выскочил сам папский легат, на ходу выдергивая клинок из ножен.

— Мерзавец, обольститель! — закричал герцог.

— Надо вмешаться. — Камдил, стараясь не ломать ветви кустов, покинул свое укрытие.

— Погоди, куда ты поперся? Ты на чьей стороне дрекольем махать будешь? Ты что, хочешь стать тупым углом любовного ромба?