Башня из красной глины
Шрифт:
— Потому что стал работать в лаборатории всего три года назад?
— Да. Его предшественник был замазан по самые уши, но Бирюков наверняка ни при чем.
— У страха глаза велики.
Полицейские пришли в кают-компанию раньше всех.
— Давай сядем здесь, — предложил Смирнов, указав на отдельно стоявший столик. — Мы тут скорее в роли зрителей, чем участников.
— Я только за.
Ученые и семьи детей, которым они помогли, начали собираться минут через пять. Первыми пришли Кожин и Викулова, затем Кушекова, Бирюков и Золина. Самсоновы явились последними, когда
Самсонов взял на себя роль председателя. Вначале он поблагодарил семьи тех, кто согласился составить ученым компанию и выступить на семинаре. Затем раздал программки и предложил всем присутствующим ознакомиться с тем, что именно их ждет в Сургуте.
Смирнов не столько слушал, сколько следил за поведением и реакцией родителей, которые относились к ученым уважительно и буквально смотрели им в рот. Они были благодарны им, причем искренне — это чувствовалось. Полицейскому не удалось выделить из присутствующих никого, кто, казалось бы, мог испытывать по отношению к членам лаборатории неприязнь или обиду.
Собрание уже подходило к концу, когда дверь распахнулась и в кают-компанию влетел полный мужчина с красным лицом и короткими руками. Одет он был в полосатую рубашку и светлые брюки, лежавшие на ботинках гармошкой.
При его появлении все присутствующие обратились в сторону двери. Смирнов опустил руку, рванувшуюся было к пистолету. Дымин встал и ненавязчиво переместился поближе к незнакомцу.
— Заседаете?! — торжествующе прошипел мужчина, тяжело переводя дух. — Хвастаетесь! — Он диким взглядом скользил по лицам сидевших за конференц-столом людей. — Ваши-то дети выздоравливают, от них эти докторишки не отказались!
Самсонов поднял руку, словно желая что-то сказать, но мужчина резко дернул головой и крикнул:
— Молчать! Вы уже решили, что мой ребенок не стоит ваших усилий, выбросили его на улицу, словно… словно!.. — Мужчина задыхался, пытаясь подобрать нужное слово.
В этот момент в кают-компанию вбежали два матроса, за их спинами мелькнул белый китель стюарда.
— Выйдите, пожалуйста! — приказал один из матросов, беря незнакомца за локоть.
Тот вырвался и визгливо, явно впадая в истерику, заорал, делая шаг вперед:
— Сволочи! Сколько они вам заплатили, чтобы вы продолжали лечить их детей?!
Матросы уже без разговоров схватили его под руки и выволокли из кают-компании. Из коридора донеслись вопли и ругань. Затем хрип и стоны, что-то глухо ударило в стену. Заглянувший в кают-компанию стюард убедился, что все целы, и захлопнул дверь, чтобы до присутствующих не доносились звуки.
— Господи! — шепотом проговорила одна из матерей. — Кто это?
— Отец одного из детей, которому мы не смогли помочь, — ответила
Раздались слова сочувствия ученым и осуждения тех, кто не понимает, что генетики не боги и не волшебники.
— Что за люди! — возмущенно воскликнул кто-то.
Смирнов вдруг понял, что родители, присутствующие на этой встрече, не просто благодарны. Они боятся. Боятся того, что от их детей откажутся, и потому готовы льстить, пресмыкаться и уничтожить любого, кто встанет поперек пути их обожаемым ученым. Мог ли Смирнов их за это осуждать? Он решил, что нет.
Они с Дыминым досидели до самого конца — пока люди не начали расходиться. Лишь тогда Смирнов подошел к оказавшемуся ближе всех Кожину и спросил:
— Вы знаете, кто это? Я имею в виду фамилию.
— Васильев. Трудно не запомнить человека, каждые три месяца являющегося в НИИ, чтобы устроить скандал.
— Это не первый случай?
Кожин усмехнулся:
— Я вас умоляю! Он нас уже достал.
— Понимаю.
Смирнов сделал знак Дымину, и они вышли в коридор.
— Хочу с ним поговорить, — сказал следователь.
— С этим мужиком?
— Ага.
— А мне что делать?
— Следи за Самсоновым.
— Почему за ним?
— На его «Волге» ездили в карьер, где нашли тело Липина.
— Откуда ты знаешь?
— Разговаривал с Павловым.
— А мне почему не сказал?
— К слову не пришлось.
— Что ты такой скрытный? — Дымин покачал головой. — И всегда так: вечно из тебя надо все клещами вытаскивать!
— Ладно, не гундось. Займись лучше профессором.
— Есть, сэр!
— Американских боевиков насмотрелся?
— Почему боевиков? Военных драм, — с достоинством возразил Дымин.
Они расстались уже на палубе. Опер привалился к стене, чтобы подождать Самсонова и ненавязчиво сесть ему на хвост, как он это назвал, а Смирнов пошел искать Васильева. Он поинтересовался у помощника капитана, что сделали с буяном, и тот ответил, что его попросили вернуться в каюту, но он отказался и отправился на верхнюю палубу.
Смирнов поднялся по трапу и огляделся. Народу было много, и пришлось пробираться сквозь толпу, выискивая глазами Васильева. Наконец он заметил его возле борта. Тот стоял, опершись о перила и глядя на воду. Большой, грузный и сгорбленный.
Следователь подошел и встал рядом.
— Я был в кают-компании, видел, как вы ворвались, — сказал он.
Васильев поднял на него взгляд. В глазах у него стояли слезы.
— Что, я был очень жалок?
— В тот момент нет.
— А теперь?
Смирнов пожал плечами. Васильев мрачно усмехнулся.
— Кто у вас? — спросил он.
— В каком смысле? — не понял Смирнов.
— Мальчик, девочка?
Он явно решил, что к нему подошел один из родителей.
— У меня никого, — пояснил следователь. — Я там случайно оказался. Вы знаете Рокотова?
— Кого? — ответил Васильев, не проявив ни малейшего интереса.
— Рокотова Виктора Леонидовича. Он тоже плывет на этом корабле.
— Нет, впервые слышу.
— Я хотел еще спросить: вы специально купили билет на «Фаэтон», чтобы устроить эту сцену?