Башня континуума
Шрифт:
— В любом случае, это не наши проблемы, а проблемы администрации Лудда и губернатора Харта, — заметил Мерфи вполне резонно.
Кит подождал, пока старик заведет речь о заводе, взрыве, повстанцах и Сэйнте, но Мерфи ничего не говорил, а сидел и смотрел молча, очень прямо. На несколько дивных мгновений Киту показалось, будто Мерфи скончался. Он затаил дыхание, ощущая, как в горле клокочет крик радости, но тут старик моргнул.
— Черт!
— Вы все еще здесь, Кристофер? Убирайтесь.
Кит встал, одергивая манжеты.
— Как грубо,
Старика потянуло на откровенность, что случалось с ним крайне редко.
— Кристофер, вам невдомек, а я каждый раз, когда смотрю на вас, вспоминаю вашего отца, и деда, и прадеда. И я испытываю нестерпимую боль. Не какую-то там воспетую дрянными поэтами мифическую душевную боль, а вполне осязаемую, физическую. Семьдесят лет адской боли! Не чересчур ли?
Кит постоял, глядя на мумию в инвалидной коляске. Потом улыбнулся.
— Я долгие годы ждал, пока вы заведете этот разговор. Когда будете готовы, позовите. Я приду и выдерну из вашего тела эти трубки. Моя рука не дрогнет, вы сами знаете.
— Спасибо.
— О? Вы серьезно?
— А вы?
Кит покачал головой.
— Лучше пойду, пока мы оба с вами не провалились под землю. Провести в вашем обществе вечность — это перспектива стократ хуже смерти. Впрочем, я признателен, что вы поделились сокровенным. Впредь буду навещать вас почаще. До свидания.
«Итак, брат вернулся домой, живой и здоровый, пусть и с зияющей сквозной дырой в памяти. Жизнь стремительно возвращается в обыденное русло», — так подумал Дэниэл тем утром, когда первым, что он почуял при пробуждении, оказался восхитительный, щекочущий ноздри, сытный запах куриной лапши.
Одевшись в черное, как он всегда любил, Дэниэл спустился вниз и зашел на кухню, где Тереза творила свое кулинарное чародейство.
— Доброе утро.
— Доброе. Поздно вернулся вчера? — спросила она неодобрительно.
Проглотив зевок, Дэниэл только сейчас удосужился поглядеть на часы. Почти полдень. Накануне он засиделся с кое-какими приятелями. На ужасно захламленной конспиративной квартире они до утра пили крепкий кофе и абсент и обсуждали грядущее низвержение диктатуры. Славная подобралась компания. Опрятные, образованные мальчики из обеспеченных семей, в теплых свитерках, связанных любящими мамочками, которые упоенно жили страшной двойной жизнью: днями служили в офисах, банках и на бирже, а ночами планировали преступления во имя своей единственной возлюбленной — Революции.
— Посидел с приятелями, что здесь особенного.
Терри подала ему чашку чая и принялась готовить обильный завтрак из молока, яиц, зеленых помидоров, ветчины и четырех сортов сыра. Она не могла скрыть, что друзья Дэниэла несколько пугают ее.
— Некоторые из твоих друзей, Дэнни… извини, выглядят, как террористы.
— Ты шутишь? Да брось. В действительности все они — грустные маленькие лемминги, хотя, кое-кто при определенном стечении обстоятельств может
— Нашего? — повторила Терри, косясь в сторону красавца-Гиацинта.
— Ты ведь не могла не заметить, сколько в мире вопиющей несправедливости, — сказал Дэниэл и подмигнул, заставив Терри смутиться. И себя заодно. Вчерашний хмель, похоже, не до конца выветрился из головы.
— Но… насилие — не выход. Могут пострадать невинные люди.
— Зажравшиеся буржуазные свиньи? Представители паразитирующих классов? Продажные политиканы?
Терри в глубине души не сумела не признать некоторую тревожащую правоту его слов.
— Извини, я плохо разбираюсь в политике…
— И потому едешь в ночлежку, чтобы кормить бездомных супом.
— Да, это совсем немного, но я делаю все, что в моих силах.
Если серьезно, Дэниэл не думал, что Терезе стоит ехать в ночлежку. Ей было лучше поберечься, особенно в ее интересном положении. Полбеды, что бродяги, притаскивающиеся в ночлежку, и впрямь кишели вшами. Этот сброд мог с легкостью прикончить родную мать ради дозы, бутылки или блестящей монеты. Многие именно так и поступили, и оттого среди визитеров ночлежки имелось предостаточно бывших заключенных, включая опасных рецидивистов.
Дэниэл попытался донести до Терезы свои опасения, но ей это не понравилось. Куда делись ее кротость и тихое очарование? Тереза намеревалась творить добро. Любой ценой. Любой! Ценой!
— Господи Боже. Теперь ты заговорил, как твой старший брат!
— Тогда, наперекор ему и вообще всему, мы обязаны сделаться безрассудными и помчаться навстречу захватывающим приключениям.
— Дэнни, как я уже говорила твоему брату, сарказм не может служить панацеей от всех бед.
— Не может? Разве? Какая незадача. Тогда закрою рот и буду молчать.
Терри неосмотрительно улыбнулась его запальчивости, не восприняв всерьез его угрозу, и напрасно. Четыре часа спустя Дэниэл все еще хранил гробовое молчание и не перекинулся с ней ни единым словом. Терри больше не могла выносить этой пытки. Ей надо было поговорить с кем-нибудь. Хоть с кем-то!
— Дэнни.
— Что тебе, — отозвался он недружелюбно.
— Ты обиделся?
— Я не обиделся, просто немного занят, как ты сама видишь.
— Я могу помочь…
— Не надо.
Справедливости ради, Дэниэл и сам управлялся неплохо, нарезал хлеб и разливал по пластиковым мискам суп. В его присутствии бездомные вели себя образцово. Никаких свар, драк и ссор. Никто не пытался убить собрата по несчастью осколком стекла, припрятанным в лохмотьях. Никого не стошнило на пол. Никто не попытался облегчиться в неположенном месте, как порой случалось, к сожалению. Стоило Дэниэлу краем глаза заметить малейший беспорядок, он разворачивался в ту сторону, молча демонстрируя кулак с шипованным кастетом. Терри была не согласна с его методами, с другой стороны, они возымели должный эффект.