Башня континуума

Седых Александра

— И оливку?

— Будь другом. Итак, что привело тебя в наши края, Даниил?

Пить на пустой желудок было далеко не блестящей затеей. Уже после второй рюмашки гул у Дэниэла в голове сменился приятной фоновой музыкой.

— Ну… я соскучился. Ты ведь мой брат все-таки.

— Значит, соскучился. И камнями забросали. В остальном, полагаю, у тебя все просто обалденно. И ты хочешь, чтобы я поверил в эту белиберду.

— Да, знаю, это странно… но именно так все и было… честно.

Кит нахмурился.

— Тогда расскажи нам с

дядей Ричардом, как жил-поживал все это время. Чем занимался. Что видел. Где был. Что собираешься делать теперь. Намерен ли ты, наконец, перестать валять дурака, как все предыдущие годы своей жалкой, никчемной, бесполезной жизни.

Повисло гробовое молчание.

— Почему молчим, девочки? — жизнерадостно поинтересовался Ричард, сверкая белоснежными зубами, бриллиантовыми запонками, бриллиантовым перстнем с печаткой, бриллиантовой булавкой для галстука, усыпанными бриллиантами наручными часами стоимостью в полмиллиона империалов и бриллиантом в три карата в мочке уха.

— О чем говорить? — сказал Кит, пожимая плечами. — Видимо, говорить не о чем. Тереза?

Хоть муж, как обычно, ни на йоту не повысил голоса, Терри услышала зов и немедленно появилась в дверях, вытирая руки о накрахмаленный передник.

— Дорогая, где наша еда?

— Через пятнадцать минут все будет готово.

— Пятнадцать минут? Чем ты решила поразить нас сегодня. Быком на вертеле?

Терри нервно дотронулась до белоснежного отложного воротничка своего болотно-серого, очень скромного, с длинными рукавами, платья.

— Нет. Салат, лангусты, суп, барашек с розмарином и суфле.

— К чему такие изыски. Полагаю, мы все прекрасно могли обойтись и бифштексом.

— Но ведь не каждый день твой брат возвращается домой. В чем дело, дорогой?

— И ты еще спрашиваешь, в чем дело? — поинтересовался Кит, зловеще заломив бровь.

— Да, спрашиваю, — пискнула Терри, отчаянно храбрясь.

— Прошу прощения, мы на минутку, — встрял Торнтон, не переставая сверкать зубами и бриллиантами, ухватил Кита за рукав пиджака, вытащил из кресла и поволок в холл.

— Вот и правда, в чем дело? Что ты сходу набросился на паренька.

— А что он расселся и смотрит на меня бешеным взглядом. Я ведь еще и не говорил ничего. И Тереза… посмотри на нее — вот глупая курица! Раскудахталась, распушила перья и стряпает суфле.

— Милый мальчик, ненавижу быть жеманным и сиропным, но Дэниэл — твой родной брат все-таки. Видимо, у паренька что-то стряслось, раз приехал. Порадовался бы лучше, что он жив и здоров. Остальное — сам знаешь — дело поправимое.

Конечно, Ричард был прав. Только Кита что-то изводило, дергало и ныло внутри, как больной зуб.

— Не смейся, но у меня мрачное предчувствие, — сознался он, скрепя сердце.

— Давай сделаем так. Я прихвачу Терезу и твоего брата, сходим в ресторанчик, выпьем, перекусим, я осторожно расспрошу его, что и как. А ты съешь суфле, выпьешь таблеточку от мрачного предчувствия, ляжешь и хорошенько

отоспишься. Когда оба придете в себя немного, сядете и спокойно переговорите. Что ты смеешься? Вспомнил что-то смешное?

Кит и впрямь вспомнил, смешнее некуда.

— А ведь подумай, тринадцатого этажа у нас в Копилке нет — именно из-за этих мрачных предчувствий и дремучих суеверий. Сразу за двенадцатым идет четырнадцатый.

— Да… одного этого факта вполне достаточно, чтобы напрочь утратить веру в человечество, — посочувствовал Ричард.

Кит фыркнул и позвал брата. Дэниэл вышел и поглядел столь памятным Киту удивленным и недоумевающим взглядом — будто не мог до конца поверить, что на свете существуют столь полные, окончательные придурки.

— Вот только не спрашивай меня опять, здоров ли я. Если ты надеешься, что я вернулся, чтобы здесь подохнуть — черта с два.

— Значит, здоров. Никаких проблем. Ничего неладного?

— Нет.

— У меня абсурдное чувство, что ты, быть может, не врешь, — сказал Кит, недобро щурясь.

— А когда я врал?

— Верно. Помнится, ты прямо и честно называл нас в лицо полными придурками и зажравшимися лицемерами. Я это так хорошо помню, словно это было вчера. Господи! За что мне это?

— С кем сейчас разговаривает этот придурок? — буркнул Дэниэл, сунув руки в карманы брюк.

— Ты сам разве не слышишь. Внемли, ибо сей великий муж, подобно Иову, беседует с самим Богом, — сказал Ричард, закатывая глаза и молитвенно сложив руки.

— Что же ты за балабол такой, Торнтон…

— И Бог отвечает ему, аминь, — сказал Ричард и осенил себя крестным знамением.

Дэниэл сплюнул под ноги.

— Тьфу! Да прекратите вы! Такие взрослые, а все еще верите в сказки. Нет никакого Бога. Потому что если бы был, неужели позволил бы людям вроде вас обдирать до последней нитки бедняков и наживаться на человеческих несчастьях.

Рот у Кита приоткрылся и не закрывался долго после того, как Ричард, заливаясь жизнерадостным хохотом, натянул на Дэниэла пальто, а Терри укутал в шубку, и повел их в ресторан.

— Ну и ну, — только и сказал Кит наконец, не в силах придумать фразы получше, и тоже пошел ужинать.

Салат, лангусты, суп, барашек и суфле оказались умопомрачительными. Тереза не зря корпела у плиты с раннего утра.

— Кофе, милорд? — спросил лакей, глядя на хозяина обожающим взором.

— Пожалуйста, — вежливо ответил Кит в честное лакейское лицо.

Прислуга в их доме не воровала, хотя заслуга в том принадлежала исключительно Терезе. Терри достаточно было посмотреть своим карим, доверчивым взглядом, исполненным святой уверенности в том, что плохих людей на свете просто не существует, как в лакеях, горничных и охранниках просыпалась совесть. Страдая и кривясь, но они вытряхивали из карманов хозяйские ложечки, вилки, ножи, пепельницы, сахарницы, часы, бронзовые статуэтки, бриллиантовые колье и прочее, что подвернулось под руку.