Башня Крови
Шрифт:
Раз я вырвал тем, который словно покрыт пеплом, то буду считать, что это тот ихор, что слабей. Ихор, полученный из крови королевского рода Умбрадо.
Я впился взглядом в одну из таких капель, буквально зацепился за неё, неотрывно следуя за ней по току крови, и пытаясь то разрушить, то просто вытянуть из неё жар души.
Спустя половину часа я уже начал сыпать проклятьями. Эта капля и не думала отдавать то, что держала в себе. Да плевать мне, что чем меньше ихора в крови, тем слабей идар и тем меньше у него даров. Уж
Отдай жар души, проклятый ихор, мертвецу нет толка от тебя!
Но что толку проклинать и ругать бездушную вещь? С тем же успехом я мог молить облицовочный камень своей камеры, чтобы он пощадил меня, носителя крови Оскуридо и ихора Ребела, чтобы он не вытягивал из меня жар души.
Послушал бы он меня?
То-то и оно.
Сердце уже билось еле-еле, с трудом толкая густую и холодную кровь.
В отчаянье я вцепился в другую каплю ихора, ту, что была холодной внутри.
Разрушайся! Отдай жар души!
Тщетно.
Если бы я мог сейчас управлять своим телом, то скрежет моих зубов услышали бы даже на первом этаже башне.
Не дождётесь.
Я не могу просто вот так сдохнуть тут. Я нужен живой своей семье, я хочу снова увидеть матушку и отца. Я обещал Предку Амании найти её и убить. Да даже эти проклятые тени, которые столько попили моего жара души и те, трясутся от страха, что я умру и они снова канут в небытие.
И что, сейчас всё закончится? Как бы не так. Я могу сдохнуть в сражении, повстречав сильного врага, но умереть только потому, что меня запихнули в камеру, которую выстроили придурки в Академии?
Не хочу так глупо.
Вновь вцепился в подёрнутую пеплом каплю ихора.
Если бы у меня здесь, в воображении были пальцы, то я бы сейчас вбил их в тонкие трещины капли, в чёрную сетку пепла и изо всех сил потянул в стороны.
Раскалывайся!
И трещина дрогнула, поползла по остывшей поверхности ихора, змеясь и ширясь, выпуская из сердцевины ихора поток жара души.
Сердце тут же застучало бодрей, я даже сумел вдохнуть едва ли не полной грудью.
И в этот миг в камере погас свет.
Полночь.
Теперь я знал, сколько точно мне нужно продержаться.
Капли хватило на два часа. К их концу она окончательно остыла, потемнела, разломилась на две части, а затем и вовсе бесследно растворилась в потоке крови.
И всё же время шло, а я всё ещё был жив, продолжал дышать, а сердце билось в груди.
Я же, выждав время и снова чувствуя, как замедляется сердце, взялся за вторую.
Её я расколол сходу.
Чтобы дождаться утра, мне понадобилось их четыре.
— Гля, снова девятнадцатый отряд и снова этот парень с чёрно-белыми волосами валяется в кровище, всё замарал тута. Он чего, нарочно?
— Сомневаюсь.
— Лучше б ему оказаться в живых, иначе я закопаю его неглубоко, клянусь
Я постарался шевельнуть рукой, чтобы они, наконец, перестали болтать и вытащили меня наружу. Мне что, пятую каплю разжижать?
— Живой он, гляди, дёргается.
Меня подхватили под руки и поволокли наружу.
Спиной я отчётливо ощутил границу камня камеры и обычного камня башни. Камень башни буквально обжигал спину. Конечно, это самообман после высасывающего жар души тюремного камня, но какой приятный самообман.
Если бы мышцы меня слушались, то я бы сейчас стонал от наслаждения, ощущая, как тепло возвращается в тело.
— Господин.
Ну, эти тут как тут. Ничего, впрочем, удивительного. Где им ещё быть? Тем более, где быть Молаку, главная обязанность которого это лезть со своими советами.
— Господин, живой он!
А это уже не мне. Это стражник снова оправдывается перед Ормосом.
— Зерратум сортам зиарот.
Едва поток тепла из рук Ормоса чуть отогрел меня, как я невольно прохрипел:
— Ещё...
Ормос нахмурился, но не разрушил печати, не опустил руки и прогревал меня вдвое дольше, чем в прошлый раз. Вернее, лечил, ведь эта трёхсоставная техника — техника лечения.
За эту слабость было стыдно, но лишь едва-едва.
Зато я сумел достаточно прийти в себя, чтобы спуститься на первый этаж на своих ногах и не отлёживаться в зале рядом с камерами.
В этот раз я даже не оказался последним. Где-то в середине, словно тех, кого позже всех развели в камеры вчера, сегодня первыми вытаскивали. Повезло мне, иначе точно бы пришлось разжижать пятую каплю, а я ещё даже не уверен, что разжижаю не ихор Предков. Не уверен даже в том, что поступал правильно.
В конце концов, совет Молака и Ирала состоял в том, чтобы, напротив, сгустить как можно больше ихора ко дню попадания в эту проклятую камеру тюремного камня.
Простолюдины не замечают воздействия этого камня, созданного Предками. Слабые идары страдают от холода. Средней силы идары околевают там. Сильные же идары могут удерживать в себе жар души, теряя его очень медленно.
Но правы ли были тени в своих рассуждениях? Помогла бы мне сегодня одна новая капля ихора удержать в себе тепло?
Я с подозрением покосился на Молака, который стоял ближе всех из этих двух советчиков.
Тот неверно понял мой взгляд, тут же доложил:
— Господин, сегодня все живы. В этот раз все сильней ощущали холод...
Это я и сам понял по испуганным разговорам вокруг.
— ...а Питак тоже кашлял кровью. Во всяком случае тень видела следы крови в его камере.
Я покрутил головой, отыскивая Питака. Вот он. Бледный и осунувшийся. Как понимать это? Если сравнивать с тем, что происходит со мной, то это означает, что его кровь полней ихором, чем кровь королевского рода? Да ладно?