Башня на краю света
Шрифт:
В толпе нервно переглянулись. Жуть какая-то! Оказалось, что многие слышали то же самое.
— В конце концов, нужно взглянуть, что там такое, — предложил один из мужчин.
Толпа в смятении попятилась. Особого стремления исследовать это загадочное явление не проявил никто. С привидениями лучше не связываться.
— Ну, тогда я полез, — мужественно сказал тот же смельчак.
Он твердым шагом подошел к бункеру, толпа нерешительно последовала за ним. Храбрец спустился по ступенькам и некоторое время стоял внизу, раздумывая, стучать ему
Он успел заметить человека, сидевшего за пианино; на инструменте стояли бутылка и стакан. Еще он увидел клетку, в которой сидел попугай. Птица эта изрыгала малопристойные выражения. Больше ему не удалось разглядеть ничего, так как явилось какое-то чудовище (позднее он уверял, что по размерам оно превосходило лошадь). Чудовище бросилось на него со страшным рычанием, сверкая жуткими оскаленными зубами. Смельчак в ужасе захлопнул дверь и понесся вверх по лестнице, крича, что нужно вызвать полицию.
— А кто там? — спрашивали его любопытные, дрожа от страха.
— Человек, попугай и какое-то огромное чудовище! Может, и еще что-нибудь, да я не успел рассмотреть.
Собравшиеся уставились на него с негодованием. Тоже, нашел место для шуток!
— Все же лучше позвонить в полицию. — Таково было общее мнение.
К телефонной будке отправились все вместе. Не прошло и десяти минут, как на площадь вылетела длинная машина, из которой тут же высыпалось с десяток рослых полицейских. По приказу старшего они отстегнули дубинки и побежали к бункеру.
Перед дверью полицейские остановились. Старший группы вынул пистолет и постучал рукояткой по двери.
— Именем закона, открывайте! — крикнул он. — Оружие бросайте на землю, в противном случае стреляем без предупреждения!
— Балда! — раздалось из бункера.
— Будем брать, — решил руководитель. — При малейшем сопротивлении дубинок не жалеть! Вперед!
Он двинул сапогом в дверь, и полицейские ворвались в бункер.
Когда фру Момберг услышала скрежет ключа во входной двери, сердце у нее замерло. Она распахнула дверь и увидела мужа.
— Отец! — Рыдания душили ее. — Ну как ты?
— Выпустили. — Момберг, грязный, небритый, не отрываясь глядел на жену. — Фредериксен сознался, что сам писал все письма.
Они вошли в гостиную. Момберг присел на стул и спрятал лицо в ладони.
— Ну, чего тебе поставить? — спросила она. — Ты же есть, наверное, хочешь?
Момберг покачал головой.
— Ничего не надо, — сказал он. — Ничего.
Они долго сидели, не говоря ни слова. Фру Момберг была в отчаянье — она понятия не имела, чем ему помочь.
— Со мной все кончено. Больше не могу, — пробормотал наконец Момберг.
— Что ты говоришь? — испуганно произнесла она.
— Я больше не могу. С меня хватит. Мое имя стало известно всей стране.
— Ну и что же, а теперь все узнают, что ты освобожден, что тебя оправдали, — утешала она.
— Ни одна газета не желает писать больше о моем деле.
— Не принимай это слишком близко к сердцу, — сказала фру Момберг. — Иди-ка лучше спать. Утром сам увидишь: не так уж все беспросветно.
— Я больше не могу! Я больше не могу! — повторял он.
Оскорбительное предположение, что он может быть замешан в махинациях на «черном рынке», так подействовало на директора Аллерхольма, что он был вынужден взять месячный отпуск и уехать с женой в Париж. Они получили право обменять по 500 крон на французскую валюту, но если учесть, что номер в отеле стоит 100 крон в день, то станет ясно, в какое затруднительное положение они попали. Впрочем, это уж было их личным делом.
В первый же вечер после отъезда родителей Ульрик и Ильза созвали большую компанию по случаю перехода виллы в их полное распоряжение.
С самого начала можно было сказать, что праздник удастся на славу. Уже через час лишь незначительное количество гостей могло бы правильно произнести свое имя. Великолепны были изысканные блюда, предложенные гостям, натуральные крепкие напитки и коллекционные вина — все прямо из подвалов Аллерхольма.
В празднестве участвовал и Пребен. Он сидел в глубоком кресле с хрустальным бокалом фру Аллерхольм в руке, до краев наполненным выдержанным виски. Он не был в общем-то большим поклонником виски, но кто-то настоял на том, чтобы ему налили именно этот напиток. В глубине гостиной играла радиола, и несколько пар танцевало или пыталось танцевать, в то время как остальные расположились кто где — в креслах и на диванах — и пили. Часть компании была занята игрой, смысл которой заключался, судя по всему, в том, чтобы носиться по всему дому, вверх и вниз по лестницам, переворачивая при этом как можно больше предметов, попадавшихся на пути. Да, праздник действительно получился прекрасный!
Кто-то прикоснулся к руке Пребена. Рядом стояла Ильза.
— Потанцуем, — предложила она.
Пребен охотно согласился. Бокал, который он хотел поставить на ручку кресла, тут же упал и разбился.
— Не обращай внимания, — сказала Ильза. — У нас таких много.
Правильнее следовало бы сказать «было много», так как Пребен далеко не первым разбил свой бокал в этот вечер.
Они танцевали с полминуты, затем пластинка кончилась.
— Может, выйдем, погуляем немного в саду? — сказала Ильза. — Здесь так душно.
В саду Ильза взяла его под руку. Они медленно шли по дорожке.
— Мне кажется, я тебе совсем не нравлюсь, — сказала Ильза.
— Что за ерунда, — запротестовал Пребен. — С какой стати ты это решила?
— Я ни разу не замечала, что нравлюсь тебе.
Вот этого Пребен понять не мог. Она всегда ему очень нравилась, сказал он.
— И ты можешь это доказать? — спросила она.
Они подошли тем временем к изгороди сада мумий.
Ильза остановилась. Она стояла совсем близко, подняв к нему лицо.