Башня высотой до неба
Шрифт:
— Не станет он этого делать. Он уже пожалел, что пустил их сюда. Теперь у него одна забота — чтоб его не свергли. Во дворце постоянные пиры, чтобы гости были всегда пьяные и не могли сговориться. Единственные люди, которые здесь что-то решают — это Игихуль и ты, Убар. Но только у тебя есть сила — твои воины.
— Мои солдаты тоже недовольны, — устало сказал Убар. — Башни боятся. Говорят, если нигде нет таких построек, значит боги того не хотят. Они даже не требуют увеличить плату. Только хотят, чтобы
— Отправь.
— Отец замену не пришлёт. Ему самому солдаты нужны, — скривился Убар.
— Если башня рухнет, союз племён развалится. Сразу начнётся война.
— Аккад к ней готов.
Шубад, помедлив, сказал:
— Что ж получается… Пока племена тратили силы на башню, Аккад готовился их захватить? Союз был западнёй?
Убар столкнул камушек в яму. Глядя, как на поверхности жёлтой жижи расходятся круги, он произнёс:
— Такой исход был тоже предусмотрен.
— Поистине, не у одного Игихуля демон украл душу! — воскликнул Шубад.
— На строительстве работники бунтуют каждый день. Кричат, что им недоплачивают, — сказал Убар. — Все недовольны: мои аккадцы, касситы, луллубеи, хурриты — все!
Мескалам-дуг не спешил отвечать. Он кушал пшеничную лепёшку, обмакивая её в мёд. Доев и, не спеша, облизав один за другим пальцы, он сказал, скривив губы:
— А я при чём? Почему с этим ты пришёл ко мне?
Глядя, как по тройному подбородку лугаля стекают жёлтые капли, Убар воскликнул:
— Потому что ты зерна не даёшь!
— Я зерна не даю? — презрительно ухмыльнулся Мескалам-дуг. — Ты ничего не забыл, аккадец? Не забыл, на каких условиях я согласился вас всех сюда пустить? Если башня будет построена, вы сможете все, по-очереди молиться на её вершине. Поэтому и строить её будете все. Но платить своим работникам каждый будет сам. Говоришь, луллубеи чем-то недовольны? Так иди к луллубеям и разбирайся, кто им не платит и почему.
— Это ты что-то забыл, лугаль! — возразил Убар. — Мы решили, что своё зерно везти сюда не будем. Будем ваше храмовое покупать…
— Это вы сами придумали! Я только согласился, — перебил его. — Тогда была возможность. Но сейчас, извини, Сенаар в затруднении. Поля пустые, люди в храм зерна не несут.
— А я другое слышал, — сказал Убар, глядя исподлобья. — Говорят, ты разрешаешь Анунаки отпускать зерно только, если тебе за это платят. Говорят, с десяти мер две ты берёшь себе.
— Мало ли что говорят… — пробурчал Мескалам-дуг, вытирая ладонью вспотевшей лицо. — Не всем можно верить.
— Мне это один хурритский угула рассказал, — сказал Убар. — Он это под пыткой рассказал. Думаю, верить можно.
— Ну и что?
— Донесу об этом отцу… Ты не забыл, сколько наших воинов сейчас на твоей земле?
Мескалам-дуг некоторое
— Грозить мне вздумал, аккадец?
С кряхтеньем он поднялся со своего ложа, подошёл к одному из сундуков, что были в трапезной, и достал из него два глиняных сосуда. Поставив их на стол, сказал:
— Гляди, аккадец! Вот две меры для зерна. Они разные. Одна больше, другая меньше. Та, которая больше — наша. Меньшая — это та, которой твои аккадские угулы отмеривают зерно в уплату вашим работникам. Что скажешь?
Убар промолчал — он был застигнут врасплох. Мескалам-дуг продолжил:
— Будешь доносить отцу на меня, заодно донеси и на себя. И не говори, что ты об этом не знал! Не мог не знать — ты среди аккадцев главный. Ваши угулы не сами придумали маленькие меры. Ты их надоумил!
— Да я не!.. Да как ты смеешь!? — вспылил было Убар.
— Смею, аккадец, смею. У меня тоже есть свои глаза и уши. Зачем тебе такой большой обоз? Говорят, там очень много повозок с шатрами. Что ты там хранишь? Итак всем понятно…
— Не думаешь ли ты, что я?..
— Думаю! Ибо какая тебе выгода столько лун сидеть в Сенааре? Или ты тоже, как малоумный Игихуль, хочешь подняться в небо? Не смеши меня!
— Я - воин, а не вор! — воскликнул Убар, положив руку на рукоять меча.
При виде его решимости Мескалам-дуг сперва побледнел, но быстро взял себя в руки.
— Ты не убьёшь лугаля, аккадец. Ибо тогда начнётся война. Причём раньше, чем твой отец её задумал.
Убар вынул до половины меч из ножен и со стуком вернул его обратно.
— И вообще, аккадец, веди себе скромнее, — как ни в чём ни бывало заметил Мескалам-дуг.
— Не то что? — спросил Убар.
— Не то я сам обо всём расскажу твоему отцу.
— У тебя нет доказательств!
— А зачем они мне? Я поступлю, как поступил ты — пришёл в мой дом и обозвал меня вором, — сказал Мескалам-дуг, глядя на Убара и откровенно наслаждаясь смятением, в котором тот пребывал. — Нет, зачем? Я не пойду к твоему отцу. Я пойду к его придворным. А ещё лучше, когда они приедут сюда, приглашу их на пир и покажу эти две меры.
— Меня хорошо знают. Всем известна моя честность! Тебе не поверят!
— Ещё и как поверят! А знаешь почему? Потому что каждый из них на твоём месте так и поступил бы — набивал бы свой карман. А кому они не поверят, так это тебе. Не поверят, что ты ничего с этой башни не поимел.
— Хочешь меня грязью вымазать? Мне ничего с твоей болтовни не будет! Я — принц Аккада!
— Да, принц Аккада, тебе ничего не будет с моей болтовни. Сейчас. Но когда твой отец умрёт и тебе придётся бороться за трон… А тебе придётся бороться за трон — у тебя много братьев. Вот тогда эта история и всплывёт.