Башня Занида. Да не опустится тьма! Демон, который всегда ошибался
Шрифт:
— Конечно. Моя — великий колдун. Ха-ха!
— Но, послушайте, вы же зарезали для еды мою лошадь, а ведь это почти столько же мяса, сколько от быка, если бы солибрийцы его прислали. Не считаете ли вы, что это — честная плата за то, чтобы позволить мне пройти через перевал?
— С тобой соглашения нет. Ты есть враг. Все чужеземцы есть враги. Их нужно ловить и приносить в жертву. Но я вот что сказать. Заперазхи хотеть снять с тебя шкуру живьем очень медленно, но из-за того, что ты очень милый дракон с очень хороший манеры, и еще из-за лошади я тебе быстро перерезать горло, чик-чик. Не больно. Хорошо с моей стороны, да?
— Да, и все
Прежде, чем мне удалось шире развернуть эту интересную дискуссию, подошел высокий вождь и заговорил с Иурогом на их родном языке. Иурог ответил и добавил на своем виртуозном новарианском:
— Главный хотеть знакомиться с гостем. Демон Эдим, знакомься с Вилском, главным Заперазхом. Я тоже хорошие манеры, да?
Потом главарь и шаман вместе отошли. В течение нескольких часов мне не оставалось делать ничего другого, кроме как лежать и следить за тем, как пещерные люди готовятся к большому празднику.
Первой его частью должна была стать церемония в честь Ростроша, затем был намечен пир с мясом моей лошади в качестве главного блюда. Запиваться оно должно было неким сортом пива, которое они варили и держали в кожаных бурдюках.
Солнце садилось, когда все заперазхи собрались и уселись полукругом у входа в пещеру. Мужчины заняли первые ряды, женщины и дети устроились за их спинами. Многие женщины кормили своих младенцев с помощью выступающих развитых желез, какими отличаются все женские особи у высокоразвитых существ Первого уровня. Вся толпа невероятно воняла. Мои усики улавливали напряженное ожидание присутствующих.
Один из членов племени уселся у статуи Ростроша с барабаном, а другой, держа в руке деревянную дудку типа флейты, пристроился с другой стороны от идола. Вилск произнес речь. Она длилась и длилась. Он жестикулировал, потрясая кулаками, топал, кричал, ревел, рычал, шептал, смеялся, рыдал — в общем, проходил через всю гамму человеческих эмоций.
Из-за присутствия толпы я не мог уловить усиками, насколько искренен был Вилск. Но племя внимало словам оратора почти с благоговением. Это можно было понять, если учесть то полное отсутствие развлечений, которое они должны были здесь испытывать.
Наконец, Вилск закончил, и заиграли музыканты. В дело вступили танцоры, раздетые до пояса и ярко размалеванные. Они кружились и раскачивались и при этом все время орали один на другого.
Все были так увлечены танцами, что на время забыли обо мне. Теперь ко мне полностью вернулась способность двигаться, и я опробовал свои путы. Они ни в коей мере не могли сравниться с теми, которыми меня опутывали люди Айвора, ибо заперазхи сочли, что я не сильнее, чем обычный человек.
Пока глаза всех присутствующих были прикованы к движениям танцоров, я поднатужился и порвал путы на запястьях. Потом, выждав немного, пока восстановится циркуляция крови в руках, я освободил и ноги.
Затем я начал медленно и постепенно пробираться к выходу. В тусклом свете никто не заметил, как я проскочил за один из выступов в стене.
Решив, что это безопасно, я перекатился, встал на четвереньки, пополз и почти достиг выхода, когда какой-то ребенок заметил меня и испустил громкий вопль. На этот крик обернулись женщины и тоже закричали.
Прежде, чем кто-нибудь успел схватить меня, я вскочил на ноги и бросился к выходу. Пещера казалась кипящим котлом, ибо все присутствующие одновременно пытались броситься в погоню.
Я выскочил из пещеры
Будь воздух потеплее, я с легкостью ускользнул бы от заперазхов. Моя сила и способность видеть в темноте давали мне преимущества перед обитателями Первого уровня. Но холод этих широт быстро замедлил мои движения, так что скорость моего бега приблизилась к скорости здешних обитателей.
За моей спиной мчалась, преследуя меня, толпа дикарей. Каждый раз, когда в свете их факелов сверкала моя чешуя, они испускали гневный вопль. Я бежал вниз по каменному склону, кидаясь то вправо, то влево, чтобы сбить преследователей с толку, но они были проворнее обычных людей. Куда бы я ни повернул, повсюду за мной устремлялся свет факелов. Постепенно меня нагоняли. Мои движения все больше замедлялись по мере того, как холод проникал в мое тело.
Знай я лучше местность, я несомненно сбил бы их со следа каким-нибудь трюком, но местности я не знал. Они все приближались. Я мог бы остановиться и убить двух-трех, но остальные, несомненно, забили бы меня насмерть орудиями из стекла и камня. А это, я был в этом уверен, не принесло бы удовлетворения ни мадам Роске, ни синдикам, которые доверились мне.
Мимо меня пролетела стрела. Я начал впадать в отчаяние.
Уверившись, что они видят меня, я изменил свой цвет на самый светлый, какой только был в моем распоряжении — жемчужно-серый. Потом я метнулся вправо. Когда они, торжествующе крича, бросились следом, я прыгнул за выступы в стороне от тропы. Исчезнув на мгновение из поля зрения преследователей, я изменил цвет на черный и побежал влево, перпендикулярно моему прежнему направлению.
Тем временем толпа продолжала мчаться по прежней дороге. Я же тихонько ковылял в другую сторону, изо всех сил стараясь не задеть какой-нибудь камень и не наделать шуму. К тому времени, когда племя обнаружило, что их светло-серая цель не маячит впереди, и остановилось, вопя и размахивая факелами, я был уже вне пределов их досягаемости.
К рассвету я нашел тропу через Игольное Ушко и продолжил свой путь через северные склоны Эллорнаса к выступам Швенра.
Во время моего пребывания в плену и бегства я был склонен согласиться с трактирщиком Хадрубаром в его не слишком уважительном отношении к заперазхам. Двигаясь же сейчас по тропе в розовом свете зари и откусывая время от времени от куска конины, я достиг более рациональной точки зрения. Заперазхи всего лишь действовали согласно обычаям и нормам поведения обитателей Первого уровня, которые инстинктивно делились на враждующие группы.
Каждый член такой группы на всех прочих смотрел как на неполноценных людей и, следовательно, законную добычу, относился к ним как к существам, охота на которых вполне позволительна и даже похвальна. Подобные деления могли проходить под любым предлогом — нация, раса, племя, вера… да все что угодно!
Будучи, как они считали, обиженными солибрийцами, заперазхи, мыслящие нормальными человеческими категориями, воспылали враждебными чувствами по отношению ко всем новарианцам. Поскольку я работал на новарианское правительство, они и меня поместили в ту же категорию. Суть была не в том, что заперазхи были «дикарями» в отличие от цивилизованных новариан, а в том, что заперазхи открыто несли в себе частицу этого «дикарства», а новариане прикрывали ее цивилизованными манерами и обычаями.