Башня. Новый Ковчег 2
Шрифт:
Глава 5
Глава 5. Анна
— Кирилл! Тебе что было сказано делать?
— Помогать Ирине Александровне…
— Ну и? Что-то я тебя при ней не вижу. Думаешь, ты всё ещё в теплицах у себя, что можешь работать спустя рукава…
— Анна Константиновна! Да я всё сделал! Всё, что она велела. Можете сами у неё спросить!
Анна нахмурилась, бросила на него недовольный взгляд. Ругать этого мальчишку уже вошло у неё в привычку. Нет, Кирилл Шорохов был на удивление расторопным, успевал многое, но, закончив порученное ему дело, не спешил проявлять инициативу. Когда Ника работала в больнице вместе со своей волонтёрской бригадой, предпочитал торчать
В глубине души Анна испытывала неловкость и даже стыд перед этим слегка развязным пацаном, вспоминая, как отказалась им помочь, когда они — Кирилл и тот, второй мальчик, который потом погиб, — пришли к ней с рассказом о запертых на заброшенном этаже под предлогом карантина людях. Она должна была, если не сделать, то хотя бы попытаться предпринять что-нибудь, но не стала, и теперь точившее её чувство стыда Анна маскировала под привычное недовольство и раздражение.
Кирилл перешёл работать к ней в больницу совершенно неожиданно. Сначала волонтёрил вместе с Никой, ухаживал за стариками, оказывал разную посильную помощь, и как-то неожиданно выяснилось, что у него не просто получается лучше, чем у всех остальных, — у него лежит душа к их тяжёлому и не всегда благодарному труду. Намётанный глаз Анны уловил это почти сразу. Медсёстры научили его ставить уколы, делать перевязки, менять катетеры, — Кирилл схватывал всё буквально на лету. У мальчишки оказалась лёгкая рука, как у них говорили.
После очередной их волонтерской смены Анна зазвала Кирилла к себе и без обиняков спросила, хочет ли он работать в её больнице.
— Кем? — удивился он.
— Медбратом.
— А так, что ли, можно? — по лицу Кирилла расползлась глуповатая улыбка.
Так, конечно, было нельзя. Даже для работы младшим медицинским персоналом требовались знания. Должны были быть, как минимум, приличные отметки в школьном аттестате, а с этим у Кирилла Шорохова было негусто. И, тем не менее, она сказала:
— Можно.
Потом ей предстояло выдержать бой с Мельниковым, потому что принятие такого решения было совсем не в её компетенции.
— То есть, Аня, я, по-твоему, должен пойти навстречу этому юному Савельевскому протеже, — Олег Мельников зло сощурился.
— Олег, ну причём тут Савельев? — Анна устало вздохнула. — Ерунды не говори.
— Господи, да все в Башне знают, что этот мальчишка встречается с его дочкой. За дурака-то меня не держи.
— И что, ты считаешь, что Савельев не нашёл ничего лучше для друга своей дочери, чем должность медбрата? Уколы, вынос суден, гнойные перевязки, мытьё туалетов… Прямо профессия мечты, у нас ведь все стремятся этим заниматься, — в голосе Анны отчётливо послышался сарказм.
— Кто этого чокнутого Савельева разберёт, — проворчал Мельников себе под нос.
Олегу Мельникову приходилось не сладко на новом посту. По упрямству и почти маниакальной приверженности к своему делу он ничем не уступал Павлу. Чувствовалась, что каждая их встреча — это битва, и единственным объяснением того, что эти двое пока ещё не убили друг друга, было то, что сражались они в общем-то за одно и то же — за жизнь в Башне. Просто методы были разными.
Но в каких бы контрах Мельников не находился с Савельевым, перевод мальчишки из теплиц в больницу всё же одобрил, сказав предварительно, что за этого пацана она отвечает теперь лично, и если что, то виновные головы полетят без сожаления.
— И своему чокнутому Савельеву можешь так и передать! — крикнул ей Мельников
Анна только горько улыбнулась. Савельев может и был чокнутым, но точно не её. Хотя ещё каких-то две недели назад она чуть было в это не поверила…
Почему-то тогда, когда они шли длинными больничными коридорами, возвращаясь от Иосифа Давыдовича к ней в кабинет, когда в Пашкином угрюмом и сосредоточенном молчании она чувствовала растерянность и злость, ей начало казаться, что с каждым шагом исчезает их прошлое, то, что когда-то развело их, разделило на две параллельные жизни, и их опять потянуло навстречу друг другу — потянуло с какой-то невероятной скоростью, отчего кружилась голова, и она, чтобы не упасть, говорила и говорила, стараясь словами уравновесить Пашкину немоту.
Но всё кончилось, не успев начаться. Потому что то, что их разделяло, никуда не делось. И не могло деться. Его вина. Ее вина. То, что было невозможно, нельзя просто так стряхнуть с плеч, и пойти жить дальше.
Их встреча была лишь неловким толчком насмешливого Мироздания, которое одним движением вышибло из-под Анны костыль — её тщательно лелеемую ненависть к Павлу, то чувство, на которое Анна опиралась все четырнадцать лет, и с которым привыкла жить. Оно удерживало её на плаву, помогало держаться, и теперь вдруг, лишившись этого костыля, Анна ощущала такую пустоту в сердце, дыру размером с космос, которую и надо было бы чем-то заткнуть, да нечем.
И если бы не Ника, Анне пришлось бы совсем туго.
Анна улыбнулась, вспомнив своё первое впечатление, почти шок, когда она увидела девочку на пороге Савельевской квартиры. Внешнее сходство племянницы с её покойной сестрой, казалось, было способно сбить с ног. И вряд ли Анна бы оправилась от этого — скорее всего просто медленно, но верно сошла с ума, не в силах выдержать вернувшуюся с того света Лизу. По счастью только внешним сходством всё и закончилось. В Нике при всей её детской и восторженной мечтательности всё же не было бессознательного детского эгоизма, присущего её матери, и где-то там внутри, под хрупкой и обманчивой оболочкой скрывался твёрдый характер — бойцовский характер, доставшийся ей в наследство от отца.
С каждым днём Анна прикипала к девочке всё сильнее и сильнее. Не могла сдержать счастливой улыбки, когда Ника появлялась у неё, весёлая, шумная, растрёпанная, заражающая всех своей юной и сильной энергией (Пашкиной энергией, уж Анне ли было этого не знать), и Анна со смесью страха и восторга понимала, что она ведь любит эту девочку, любит по-настоящему, но не как сестру, и даже не как племянницу, а скорее уж как дочь, которой у неё никогда не было. Это было невозможно. Неправильно. Но это было. И Анна, смирившись с этой невероятной любовью, поняла и приняла её.
***
— Пойдем-ка со мной, Кирилл, — Анна махнула рукой, зовя за собой. — А вы, кумушки, — она повернулась к Кате и Наташе Щербаковой. — Тоже давайте свои посиделки заканчивайте. К Никитиной обе и быстро. Она там сегодня и так одна со сменой белья зашивается, а вы тут бездельничайте.
Кирилл Шорохов соскочил со стула, на котором сидел. От Анны не ускользнуло, что он бросил на девчонок хитрый взгляд и едва заметно пожал плечами — мол, а я что сделаю, начальство зовёт. Щербакова не удержалась, прыснула, закрыв рот ладонью, быстро опустила вниз раскрасневшееся лицо. Анна поморщилась: тоже мне герой-любовник. Конечно, мальчик — смазливый, девчонки млеют от одного его взгляда, брошенного из-под длинных пушистых ресниц, а он и рад стараться. Вот Ника узнает, чем он тут занимается в её отсутствии, мало этому мальчишке не покажется — Анна видела, и не без внутреннего удовлетворения, что в отношениях этих двоих роль первой скрипки отводится племяннице.