Башня. Новый Ковчег 3
Шрифт:
Насчёт того, что Татарин со своим подельником возьмут Шорохова, Кравец действительно не сомневался. Возьмут и доставят куда надо, а надо было на тридцать четвёртый — один из заброшенных этажей производственного уровня, который ещё Литвинов приспособил под свои делишки, и которым намеревался теперь воспользоваться сам Антон. Как это будет реализовано технически, Кравца заботило мало, он заплатил достаточно этим двоим, чтобы сегодня, максимум завтра, мальчишка был на месте.
А вот девочка, Савельевская любимая дочурка…
Мимо Антона по лестнице пробежала торопливая
Его палец ласково и медленно скользил по её спине, молочно-белой, с маленькой тёмной родинкой под левой лопаткой, скользил, лениво обходя выступающие позвонки, круглые шарики-бусины под гладкой юной кожей. Антон ощущал, как она напряглась. Напряглась именно от этой ласковости, нежности и не удержалась — дёрнулась, и страх мелкими мурашками пробежал от тонкой беспомощной шеи вниз, до узкой талии.
— Расслабься, — промурлыкал он, наклонившись к самому уху. Сдунул пушистую прядку. От мягкого звука его голоса она окаменела, сжалась, приготовившись к удару. Он довольно засмеялся. — Эх, Лена-Леночка, что ж ты так, а? Порхаешь, как бабочка, с цветка на цветок, а нет, не как бабочка. Как сорока. Из детской считалочки. Этому дала, этому дала… да, Леночка?
Девчонка всё же не выдержала, сгорбилась, лопатки прорезались острыми цыплячьими крылышками. По милому, глуповатому личику покатились слёзы.
— А-а-антон С-с-сергеевич, — она сглотнула, поперхнулась сдерживаемыми рыданиями. — П-п-пожалуйста… вы не говорите Игорю, я… я всё сделаю, всё…я вам… я для вас…
— Да? — Антон взял её за подбородок, приподнял и внимательно заглянул в испуганные, заполненные слезами глаза.
Даже так? Он уже несколько недель играет с ней, забавляясь от скуки, то сжимая, то разжимая когти, испытывая почти оргазм от волн страха, проходящих по её телу, а на самом деле она боится вовсе не его, а своего дружка. Вернее, боится больше. Боится, что тот просто сомнёт, уничтожит её, не думая, потому что думать там нечем в принципе. Ну что ж… доля разумности в этом есть. Трудно, если не сказать — невозможно, противостоять тупой злобе и увесистым кулакам, потому что с такими людьми, как этот Татарин, не то что слова, хитрость и та не работает.
Антон аккуратно заправил ей прядку за ухо, по-отечески провёл ладонью по голове. Эта птичка уже угодила в сети и даже не трепыхалась. Как всё просто. Просто, банально и скучно.
— Конечно, я никому не скажу, — он улыбнулся, и она, дура, повелась на его улыбку. Личико скривилось в жалкой надежде. — Одну маленькую услугу только попрошу. Сделаешь? Не в службу, а в дружбу, да, милая?
Она согласно закивала головой, мелко, как китайский
— И сделаешь прямо сейчас, Лена. Не будем откладывать дело в долгий ящик. Ты сейчас встанешь. Наденешь свои красивые кружевные трусики, — он нагнулся, поднял их с пола, сжал в кулаке, почувствовал, как слегка царапает ладонь жёсткое синтетическое кружево, и вопросительно улыбнулся, приподнимая уголки губ. — Игорь подарил?
Она затравлено кивнула.
— Игорь знает толк в красоте, — он разжал ладонь, и ткань с тонким хрустом заструилась между пальцев. Трусики снова упали на пол. — Так вот. Ты оденешься, Лена, и отправишься в квартиру Савельевых. Знаешь адрес? Ну что ты затряслась?
Девчонку и правда при упоминании фамилии Савельевых затрясло. Заколотило так, что зуб на зуб не попадал.
— Не трясись, — спокойно сказал он. — Не знаешь адрес, я тебе скажу. И как дойти, объясню, чтобы ты там не заблудилась. Дверь тебе откроет Ника Савельева. Её ты должна знать. Ведь знаешь?
Его голос стал жёстким. Он убрал кошачью мягкость, нежная патока, которая сочилась в его словах, исчезла, и проступило равнодушие и отстранённость, к которым он прибегал всякий раз, когда раздавал приказы и инструкции подчинённым. Сейчас был по сути тот же самый инструктаж. Ему нужно было, чтобы девочка всё сделала чётко, нигде не слажала и привела дочку Савельева туда, куда и должна была привести — на тридцать четвёртый.
— Скажешь ей, что ты от этого мальчишки, Кирилла Шорохова. И что он попросил тебя привести её вниз. Потому что у него есть информация об её отце. А для верности покажешь Нике Савельевой вот это, — Кравец вынул из кармана маленькую пластиковую фотокарточку Ники Савельевой и протянул её Лене. — Савельевская дочка, конечно, не дура, и тебе сразу не поверит. Начнёт задавать вопросы, но тебе отвечать на них не нужно. Тверди, как заведённая, что знать ничего не знаешь. А Шорохов ждёт на тридцать четвёртом. И это срочно. Если всплакнёшь и состроишь перепуганную физиономию — это только в плюс. А теперь слушай, я объясню тебе, как пройти на тридцать четвёртый так, чтобы вас никто не засёк.
Это была самая узкая часть плана — не привлекая внимания, проникнуть на тридцать четвёртый этаж, но и она была решаема. Северная лестница по-прежнему оставалась без охраны. Кравец боялся, что после убийства Савельева её либо перекроют совсем, начиная с производственных этажей, либо на пятьдесят четвёртом, в больнице, всё же поставят охрану, снятую на время ремонта. Но ни того, ни другого по какой-то причине так и не сделали. Был ли в этом какой-то смысл или просто халатность, Антон не знал, но пока это ему было на руку.
— До пятьдесят четвёртого спуститесь на лифте, а там по Северной лестнице вниз до тридцать четвёртого. Проход будет открыт. А я вас там встречу. Всё поняла?
— Антон Сергеевич, — в глазах Лены колыхался ужас. — Но ведь…
Она не договорила, что «но ведь», и так было ясно, что она имела в виду. Ума у девчонки было немного, но хитрости достаточно, чтобы понять, что это дело — не шуточки. Да и с Татарином она не только спала — видела, в каких кругах он крутится, так что прекрасно отдавала себе отчёт, чего от неё хотят.