Башня. Новый Ковчег 5

Букреева Евгения

— К Алине? — Вера презрительно хмыкнула. — К этой твоей Алине ходить вообще не стоит. Мало ли, что ты там услышал. Разговор какой-то сомнительный с Мельниковым. Мозгами своими раскинь, с какой стати ей нам помогать? Или ты с ней тоже роман замутил? По привычке? Ты же у нас ловелас, Поляков, как выяснилось. С одной, с другой.

Последние слова она, конечно, сказала зря. Сашка мгновенно вспыхнул, словно спичку к нему поднесли.

— С ума сошла, ей уже за тридцать!

— И что? Кому это мешало? Не восемьдесят же, — Вера и сама не понимала, чего её так понесло, но остановиться уже не могла. — Ты у нас парень видный, да ещё и происхождение у тебя — самый завидный жених в Башне. Эта Алина же, наверно, ничего так? Хорошенькая? Не

хуже уж Рябининой точно. Да ладно, — она сбавила обороты. — Расслабься. Шучу я, понял? Шучу. Достал уже просто. Ты маленький мальчик, что ли? Откуда такое желание пойти и всё взрослым рассказать? Привык по каждому поводу к Змее бегать. Хотя насчёт Мельникова… наверно, тут ты прав. К Мельникову действительно сходить стоит. Ну, пошли? Чего расселся?

***

Больница на пятьдесят четвёртом показалась Вере заброшенной. Последний раз, когда она была здесь (кажется, это было в тот день, когда она уговаривала тогда ещё живого Кира прийти к Нике, а тот кривлялся и чуть ли не под ноги ей сплёвывал), в больнице вовсю кипела жизнь. Даже несмотря на ремонт, бегал медперсонал, поминутно хлопала дверь кабинета главврача, а из сестринской раздавался вечно недовольный голос Ирины Александровны, старшей медсестры.

Сейчас же было ощущение какого-то хаоса. Стремянки, пустые банки из-под краски, наполовину заштукатуренные стены, валяющаяся по углам промасленная ветошь — и никого из людей, как будто они исчезли все разом, повинуясь какому-то злому волшебству.

— Зря мы сюда пришли, — наверно, раз в десятый пробормотал Сашка. — Надо было всё же дождаться Мельникова…

— До утра его что ли ждать, прикажешь, было? — шёпотом прошипела Вера. Несмотря на то, что больница, казалось, вымерла, говорили они вполголоса.

— Ну почему до утра? Подождали бы до десяти, он бы что-нибудь точно придумал…

Про то, что Мельников вернётся домой только часов в десять, им сказала Стёпкина мать, когда они припёрлись к Мельникову домой.

— Он на заседании, а потом должен посетить лабораторию. А у вас что-то срочное? — Софья Николаевна встревоженно вглядывалась в их лица. — Может быть передать ему что-то?

Вера видела, что Сашка открыл рот, чтобы ответить, но не дала ему сказать ни слова. Перебила, почти скороговоркой выпалив:

— Нет-нет, спасибо. Ничего важного, мы потом зайдём, — и, не давая Сашке опомниться, потащила за собой, к лифтам. Кажется, Сашка вздохнул, но подчинился.

Вера давно привыкла к тому, что люди ей не противоречат. Она много времени проводила с дедом, пока тот был жив, то торчала в его рабочем кабинете на военном ярусе, то сопровождала по казармам, наблюдая за тем, как вытягиваются по струнке солдаты и офицеры, подхлёстнутые зычным генеральским голосом, и, с детства усвоив командный тон, не признавала никакого другого — раздавала приказы, и все вокруг вытягивались перед ней, как и перед её дедом. И единственным человеком, с кем этот номер у Веры никогда не проходил, была Ника. Они сошлись ещё до школы: дед, поддерживая дружеские отношения с Павлом Григорьевичем, частенько брал к Савельевым и Веру. В первую их встречу Вера привычно пошла на таран, намереваясь раздавить и подчинить себе маленькую рыжую девчонку с большим, растянутым в улыбке ртом. Но у неё ничего не вышло. Девчонка засмеялась и сказала: «ты только мной не командуй, если хочешь дружить», и Вера неожиданно поняла, что с этой рыжей она действительно хочет больше дружить, чем командовать.

И вот теперь, пока они с Поляковым проходили контроль на КПП, где Поляков неожиданно взял всё в свои руки — терпеливо и вежливо объяснял бритоголовому детине, недоверчиво разглядывающему разовый пропуск на её имя, неся какую-то ахинею (впрочем, довольно складную), что они якобы отправлены вниз от административного управления для проведения социологических исследований, — у неё появилось странное чувство, что Сашка Поляков, внешне мягкий и уступчивый, вовсе не тот, кем можно безрассудно

помыкать. Нет, она всё равно упорно продолжала приказывать, а он вроде и подчинялся, но было уже и что-то новое, незнакомое, то, что она увидела однажды в пятилетней рыжей девочке, мягкую силу, которой не было желания противиться.

— …я даже не уверен, что здесь вообще кто-то есть, — продолжал бубнить Поляков. — Смотри, даже охрану в больницу не поставили. Хотя должны были.

Про охрану Сашка прожужжал ей все уши, ещё пока они спускались на лифте. Про охрану, про то, что для посещения больницы нужно иметь какое-то специальное разрешение, что без него их не пустят. Она только отмахивалась от него, а когда на входе в больницу их встретила пустая будка КПП, зло зыркнула на Полякова, хотела припечатать, что он — трус и дурак, но почему-то передумала.

— А старики по-твоему, что, одни тут, без персонала? — она сердито посмотрела на него и, не дожидаясь ответа, свернула за угол. И почти сразу же до них долетели обрывки каких-то фраз. Кто-то разговаривал в главном коридоре, там, где находился кабинет Анны Константиновны, точнее не разговаривал, а спорил. А ещё точнее — ругался.

— Как хотите, а без Анны Константиновны я её кабинет трогать не дам!

В говорившем, а точнее в говорившей, и Вера, и Сашка без труда узнали старшую медсестру, Ирину Александровну. Эту невысокую полную женщину персонал боялся, наверно, даже больше, чем главврача. Она распекала всех, и волонтерам доставалось. Вера, однажды попав под горячую руку Ирины Александровны, тоже огребла, но где-то в глубине души с удовольствием отметила, что будь Ирина Александровна мужчиной, её бы точно зачислили в военный сектор — негоже пропадать такому командному голосу.

— Тут, между прочим, документация вся. И кое-какие препараты тоже. Куда я их дену?

— Да куда хотите, туда и девайте, — сиплый голос, парировавший реплику старшей медсестры, тоже был знаком. Петровича, склочного бригадира ремонтников не опознать было трудно. — А у меня сроки! Я обязан закончить все работы по графику, мы тут не на пикник пришли. Чтобы к утру кабинет освободили.

— Без Анны Константиновны нельзя! Это — её кабинет.

— И что нам ждать вашу Анну Константиновну что ли? Может, она вообще уже не вернётся сюда! А у меня график! Через неделю я должен сдать работу приёмочной комиссии. А как я её сдам, если в кабинете главврача мы даже не начинали?

— А если пропадёт чего? Я между прочим материально ответственное лицо, а вы пришли, наследили, ушли. С вас взятки гладки, а мне потом отвечать за то, что пропало.

— Вы, Иринасанна, глупости говорите, — загрохотал Петрович. — Мы тут уже почти месяц, и что, много чего вы не досчитались? Ну? Если уж обвиняете нас в воровстве, то валяйте — доказательства предъявляйте! Нету у вас доказательств? Нету, да?

Сашка с Верой наконец дошли до того места, где начинался главный коридор, повернули направо и сразу увидели, что перед входом в кабинет столпились рабочие Петровича — около двух десятков человек переминались с ноги на ногу и ждали, чем закончится перепалка. На пороге самого кабинета, перегораживая дорогу ремонтникам, стояла старшая медсестра, Ирина Александровна, уперев в бока пухлые короткие ручки. Петрович находился тут же, прямо напротив неё. Он уже вошёл в раж, раскраснелся и, кажется, был готов схватится в рукопашной со старшей медсестрой.

Ссора набирала обороты. Щуплый бригадир ремонтников в заляпанной краской спецовке был похож на драчливого петуха, он яростно наскакивал, растопырив руки и вскинув кверху острый подбородок, на худой шее задиристо выпирал кадык, а карие глаза азартно и весело блестели. Казалось, всё это доставляет ему удовольствие, и, сдайся Ирина Александровна сейчас, это стало бы самым большим разочарованием в его жизни. Но к счастью Петровича Ирина Александровна и не думала отступать.

— И что, прикажете мне самой, что ли, мебель таскать? Как я к утру кабинет вам освобожу?