Башня. Новый Ковчег 5
Шрифт:
— Сергей Анатольевич, — не выдержал Мельников. — Как хотите, но это уже слишком! Ну нельзя же, в конце концов…
— И, тем не менее, Олег Станиславович, я настаиваю, — глаза за толстыми стёклами странно блеснули, голос, всё ещё оставаясь мягким, приобрёл едва уловимый оттенок, в котором Олегу послышался фанатизм. — Вы можете не видеть образцы, я вас не обязываю к этому. Но сдать материал вы должны. И срочно. Сегодня или завтра. У Некрасова уже всё готово. И даже кандидатки на роль элитных маток. Кстати, не желаете лично выбрать для себя…
— Нет, не желаю, — отрезал Олег. — Я вообще считаю…
— Меня мало интересует, что вы считаете. В вас сейчас говорят эмоции, недостойные потомка
— Н-нет, не бывал, — пробормотал Мельников, снова сбитый с толку резкой сменой темы.
— А мне вот довелось. На экскурсии. Нам показывали, как содержат коров, свиней, домашнюю птицу. Сначала может показаться, что условия у них ужасные. Стоят почти без движения в отведённых для них стойлах. А ведь когда-то, в старину, животные их биологических видов паслись на лугах, под открытым небом, ели свежую траву. А теперь? Искусственные корма, ограниченное пространство, вместо движения массажные аппараты для того, чтобы не атрофировались мышцы. Но ведь они счастливы, эти животные. Коровы, свиньи. Они не знают ничего другого, они сыты, они в тепле, в безопасности. Наверное, если бы они помнили, как раньше паслись на лугах, им бы этого не хватало. Но они не помнят. Вот и люди, которые получатся в результате моих реформ, они тоже не будут помнить, что когда-то сами принимали решения, кем стать, кого выбрать себе в качестве полового партнёра, надо или не надо иметь детей и сколько их иметь. Они этого помнить не будут и будут совершенно счастливы и довольны.
Олег вспомнил, что читал в какой-то книге, фантастической (кажется, этот жанр назывался антиутопией), про подобное общество. Вымышленное, разумеется. Там описывалось, как женщин, доведённых до состояния домашней скотины, тоже держали в таких стойлах, оплодотворяли, даже, кажется, доили. Олег почувствовал нестерпимый приступ тошноты такой силы, что даже побоялся, что не сдержится, и его вырвет прямо тут, на стол и на лежащий перед ним чудовищный проект, призванный создать уродливое общество насильственно осчастливленных людей, а по сути, низведённых до уровня скотины.
— Люди в общей своей массе мало чем отличаются от коров, — тем временем продолжил Ставицкий. — Они так же нуждаются в уходе, присмотре, в том, чтобы за них принимали решения, указывали им, что делать. Для их же блага. Представьте, что будет с теми коровами, если вдруг кому-то в голову придёт фантазия их освободить? Они начнут безумно метаться по сектору, искать пропитание и в результате просто погибнут. И для того, чтобы этого не случилось, над ними стоят высшие существа — люди. Так и тут. Над большинством людей стоит элита, мы с вами. Мы, как пастухи, должны заботиться о стаде, чтобы оно приносило здоровое потомство, чтобы пребывало в сытости и благоденствии. Подумайте об этом, Олег Станиславович. И я уверен, что вы со мной согласитесь.
Олег молчал, придавленный речью Ставицкого. Он ничего не мог сделать, совсем ничего, разве что… Мысль, жуткая и страшная, пришла внезапно. Если прямо сейчас, пока они тут одни, если… Он посмотрел на щуплую шею Ставицкого выглядывающую из воротника шелковой сорочки. Сил у него хватит. Вцепиться в эту цыплячью шею и давить, давить, пока он перестанет подавать признаки жизни. А потом… Да чёрт с ним, с тем, что будет потом. Главное, появится шанс, что все эти безумные проекты не осуществятся. Всего лишь встать, пока он не ждёт, вряд ли щуплый Сергей Анатольевич сможет вырваться. Он всего лишь
От этих мыслей Олега кинуло в жар. Он ужаснулся, испугался сам себя. Господи, до чего он дошёл!
— На нас с вами, Олег Станиславович, возложена величайшая миссия в истории человечества, — продолжал разглагольствовать Ставицкий, не подозревая, что только что был на волосок от смерти. — Раньше тоже предпринимались подобные попытки, но, увы, никто так и не смог довести их до конца. А я уверен — мы сможем. И люди будут нам благодарны. Никогда ещё человечество не было так близко к идеальному общественному устройству. А все эти рефлексии и сантименты… Вы же врач, хирург, у вас должен быть профессиональный цинизм. Если надо удалить поражённую гангреной конечность, вы же не сомневаетесь? Вот так и мы сейчас — удалим всё ненужное, мешающее. А то, что останется, вылечим и приведём к наиболее правильной форме существования. Так что, идите, Олег Станиславович, подготовьте всё. На подготовку к оплодотворению первых маток у вас есть три дня. Химическая кастрация ненужных особей должна начаться послезавтра. А с завтрашнего дня следует приступить к устранению стариков и больных. И да, сдайте ваш материал, это очень важно. Надеюсь, вы при здравом размышлении отбросите те сомнения, которые, я вижу, одолевают вас. Очень на это надеюсь, Олег Станиславович.
Мельников кивнул. Призвал все свои силы, чтобы сохранить невозмутимое выражение лица. Чтобы не броситься на этого ополоумевшего фанатика. Сейчас он пойдёт к себе в кабинет и будет думать. Так же, как думал четырнадцать лет назад, после того злополучного собрания, на котором Ольга Ивановна Кашина, ныне покойная, объявила о Савельевском законе. Тогда у него получилось, получится и теперь.
— Что ж, я рад, что вы поняли меня. Идите, Олег Станиславович. Я вас не задерживаю, у вас впереди много работы.
Мельников поднялся, машинально собрал со стола разложенные документы, отчёты, проекты, чувствуя, что руки немного подрагивают, убрал их в папку, сделал шаг в сторону выхода.
— Погодите, Олег Станиславович. Чуть не забыл. Ещё одно, — остановил его Ставицкий, и Олег обернулся.
— Слушаю, Сергей Анатольевич.
— Тут… — Ставицкий порылся в стопке бумаг, лежащих на его столе. — В общем, сегодня к семи часам надо будет подготовить кое-какое оборудование и медикаменты, вот список, — он протянул Олегу извлечённый из вороха бумаг документ. — И бригаду медиков: хирургов, анестезиологов, медсестёр, человек пять-семь, не больше, там всё указано. И не самых лучших, подберите из тех, кто работает на нижних ярусах.
— Для чего это? — Олег пробежал список глазами: мобильная операционная, антибиотики, обезболивающее.
— Для отправки на АЭС, — нехотя сообщил Ставицкий, поморщился и добавил. — Иногда надо проявлять гуманизм и великодушие. На станции есть раненые, среди них бывший глава энергетического сектора, Руфимов, опыт и знания которого в данной ситуации слишком важны, чтобы мы могли разбрасываться ценным материалом. Так что… отдайте распоряжение, проконтролируйте и не берите это в голову, у нас с вами есть дела намного важнее. Пусть к семи все будут готовы, в конце списка указано место сбора, там бригаду встретят и всё объяснят. А вы, будьте добры, займитесь нашим проектом, и, если вдруг мне покажется, что вы намеренно затягиваете сроки и тормозите, боюсь, мне придётся принять не очень популярные меры. Я понимаю, что вы хотите всё проверить, просчитать, но некоторые наши коллеги уже выражают определённую обеспокоенность. Так что, будьте добры, не дайте мне повод усомниться в вас.