Башня. Новый Ковчег 6
Шрифт:
Она опять принялась говорить что-то про камни, драгоценности, перечисляя все богатства так, словно она лично держала их в руках. Тимур слушал вполуха. Слухи, домыслы, бабьи сплетни мало что для него значили. Проработав всю свою сознательную жизнь в следственно-розыскном отделе, он верил только фактам, а факт у него был один — серёжка, потерянная Анжеликой Бельской в квартире Савельевых. Но как с помощью одной серёжки вывести госпожу Бельскую на чистую воду, он не представлял. Просто предъявить её Верховному? Но этого мало. Бельская скажет: да потеряла, когда приходила, это что, преступление? Тимуру даже показалось, что он слышит мелодичный голосок Анжелики, видит её красивое лицо с недоумённой гримасой, голубые глаза, подёрнутые искренним изумлением. Что-что, а притворяться эта баба умеет искусно — в этом Маркова абсолютно права.
— …
— Что Савельев? — мигом отреагировал Караев.
— Как что? Почему, ты думаешь, наша госпожа Бельская появилась в Совете? Сама по себе что ли? Это Савельев её туда выдвинул, и уж совсем не потому, что она какой-то там профессионал. Она училась в одном классе с Савельевым и Литвиновым, и что там их связывает, можешь догадаться сам. К тому же её нынешний любовник… ты очень удивишься, когда узнаешь, кто это.
— И кто же?
— Наш чопорный аристократ. Чистоплюй в отглаженной сорочке. Образцовый муж и примерный отец…
и ещё до того, как Ирина произнесла фамилию, Тимур Караев догадался.
— …Мельников!
***
Вчерашний разговор с Марковой всё ещё крутился в голове Тимура Караева.
С Мельниковым у него сходилось, если не всё, то многое. Нельзя сказать, что нынешний министр здравоохранения был тем самым недостающим звеном в цепочке его рассуждений, но связь Анжелики Бельской и этого лощёного хлыща всё же проливала некоторый свет на определённые моменты его расследования.
Мельников Тимуру не нравился, но эта была не та неприязнь, которая возникает, когда человек отталкивает внешне или своим поведением. Если бы решали только внешность и манера общения, то полковник Караев как раз бы принял Мельникова, ведь в нём было всё то, что Тимур всегда высоко ценил в людях: немногословность, сдержанность, умение чётко излагать свои мысли и грамотно действовать. Но шестое чувство, выродившееся у Тимура Караева в инстинкт ищейки, настойчиво сигналило о том, что под франтоватой оболочкой господина министра скрывается что-то ещё, и Тимуру отчаянно хотелось сковырнуть этот первый, сверкающий слой и вытянуть на свет божий непростую сущность Олега Станиславовича.
Маркова его отношение к Мельникову разделяла — в том, что не верила министру здравоохранения ни на грош и, не веря, методично и по крупицам собирала все его мелкие промахи, подтверждения явного и неявного саботажа распоряжений Верховного, намёки, догадки, подозрения и домыслы, и всё это, скрепленное словно цементом недюжинной силой ненависти, создавало вполне подозрительную картину. Сюда же бонусом шла связь Мельникова с Бельской и прямое отношение министра здравоохранения к отправке на АЭС медиков, а именно некоего Ковалькова, который совершил подлог, выдав мальчишку Шорохова за умершего пацана, ну и, собственно, к отправке на АЭС самого Шорохова.
То, что этот недобитый Кирилл, дружок Савельевской девчонки, в данный момент находился на АЭС, выяснилось довольно скоро. Тимуру Караеву даже не потребовалось ждать первых результатов допросов Ладыгиной, главврача больницы на сто восьмом — достаточно было беглого взгляда на список медиков, снаряженных на АЭС. Фамилия Веселов, под которой и прятался выживший мальчишка, стояла в конце списка сразу же под фамилией Ковальков. Впрочем, сама Ладыгина тоже вскоре всё подтвердила, или почти всё — от подлога с телами, живыми и мёртвыми, она продолжала открещиваться. Можно было бы, конечно, на дамочку надавить, только зачем? Тимур никогда не считал
— Что там Мельников? — Тимур оторвал взгляд от разложенных перед ним бумаг и посмотрел на вошедшего адъютанта. Лейтенант вытянулся перед ним и отчитался бодрым голосом:
— Сидит, товарищ полковник. От завтрака отказался. Требует позвать Верховного.
Требует, значит. Караев усмехнулся, скрывая за усмешкой внезапно охватившую его тревогу. Если бы у него было чуть больше времени, он бы этого красавца обломал — тюрьма и не таких ломает, — но, вот беда, как раз временем полковник и не располагал. Оставалось надеяться на то, что ночь, проведённая Мельниковым в одиночке (министра Караев приказал взять ещё вчера, сразу, как только вышел от Марковой), сделала своё дело, немного согнула Олега Станиславовича, заставила стать чуть сговорчивей. Ну а не сделала, что ж… предпримем другие меры.
— Позвать капитана Рыбникова, товарищ полковник?
Лейтенант Жданов был расторопным малым, но сейчас своей инициативой он явно перегибал палку. Тимур такое не любил и потому поморщился. Лейтенант, мгновенно всё поняв, тут же сколотил непроницаемую физиономию и вытянулся ещё больше.
— Не надо Рыбникова, это подождёт. Вы сделали то, что я вас просил? Были в архиве?
— Так точно! Был!
Увесистая коричневая папка, сальная на ощупь — такими бывают все кожаные и дерматиновые вещи, к которым не прикасались уже долго время, — легла на стол перед полковником. Караев открыл досье. Пожелтевшие листы ещё настоящей бумаги, коротенькие записки в мелких завитушках почерка, отпечатанные на принтере отчёты, чьи-то показания, печати, закорючки подписей… Тимур быстро пробежал глазами, отложил в сторону верхний документ, чуть дольше задержался на заключении медицинской экспертизы. То, что рассказывала вчера вечером Маркова о семейных тайнах и возможной смерти своего прадеда, он не принял всерьёз, но верный своей привычке всё проверять и доводить до конца, Тимур с утра послал Жданова в военный архив найти дело Ивара Бельского, и теперь, листая документы, он испытал что-то вроде удовлетворения: как знать, возможно, действительно в этом что-то есть. Надо отнести Марковой, пусть изучит подробней — велик шанс, что эта баба сможет выудить из этого старья кое-что путное.
— Отлично, — Тимур захлопнул досье, взял со стола другую папку, ту, которую подготовил с утра, и протянул её адъютанту. — Это отнесёте генералу Рябинину. А потом быстро ко мне. Я буду в следственном изоляторе.
— Слушаюсь, товарищ полковник, — Жданов козырнул и ловко крутанулся на каблуках с молодецкой удалью и шиком.
Глядя на высокую стройную фигуру адъютанта, исчезнувшую за дверью, Тимуру Караеву на какое-то мгновенье пришла в голову мысль о том, а не ошиблась ли Ирина в своём предположении, что между Бельской и Мельниковым что-то есть — ведь она видела того лишь со спины, вот как он сейчас лейтенанта, — но эта мысль промелькнула и тут же погасла, не найдя продолжения.
Тимур встал, взял со стола подозрительно молчащий с утра планшет, убрал в верхний карман кителя, потом подумал и, прихватив досье Ивара Бельского, направился в изолятор.
Казалось, в Мельникове, которого ввели в следственную комнату, почти ничего не изменилось за ночь, проведённую в камере, где в товарищи министру здравоохранения прилагались лишь вездесущие крысы. Белая рубашка на удивление была совсем не помята, манжеты, выглядывающие из рукавов пиджака, сверкали золотом запонок, да и сам пиджак смотрелся так, словно господин министр его только-только снял с плечиков, куда пиджак, отутюженный и отпаренный, повесили заботливые руки горничной. Галстук был затянут аккуратным узлом, а тёмные волосы, расчёсанные на косой пробор, лежали идеально ровно. И всё-таки, несмотря на франтоватость, выглядел Олег Станиславович неважно. На щеках и подбородке пробивалась щетина, а глаза покраснели и слегка воспалились, как будто Мельников не спал всю ночь. Хотя он и не спал.