Басилевс
Шрифт:
Узнал киликийцев и вождь сатархов. Человек храбрый и бывалый, он в отчаянии вознес молитву богине Деве – устоять перед напором зловещих пиратов Эгеиды, о которых сатарх был наслышан немало, не мог никто. Если уж они выбирали жертву, то спасти ее могло только чудо, а в чудеса грубый варвар верил слабо.
Сатархи сдались почти без боя. Они стояли на палубе грузового корабля понурые и отрешенные, со стоицизмом, вообще присущим их нелегкому и опасному ремеслу. Высокомерный Селевк в белоснежном тюрбане и щегольском наряде восточных варваров, брезгливо переступая кровяные лужи, подошел к вождю сатархов. Какое-то время они молча разглядывали друг друга, а затем сатарх глухо спросил:
– Кто ты и почему нарушаешь законы морского братства?
– Я – Селевк, – отрезал предводитель киликийцев, считая,
Заслышав достаточно известное имя, вождь сатархов только кивнул в ответ. Надежда оставила великана, и он приготовился достойно встретить смерть.
– В трюмах больше крыс, чем товара, – угрюмо сообщил Селевку его кривоногий помощник. – Что будем делать с этими? – он показал на сатархов. – Отправим в Эреб? – чиркнул для большей убедительности ребром ладони по горлу.
– Пусть забирают свои лохани и отправляются на все четыре стороны, – ответил Селевк, зная, что такое решение понравится его подчиненным – ссора с сатархами ничего, кроме неприятностей, принести не могла; а то, что случилось сегодня, можно будет представить обычным недоразумением, случающимся изредка среди пиратов как Эгеиды, так и Понта Евксинского.
Когда сатархи в радостном возбуждении зашлепали веслами по морским волнам, торопясь отплыть подальше, Селевк наконец заметил и пленников. Некоторое время он безмоловно любовался великолепными мышцами Митридата – его одежду и панцирь уже успел содрать какой-то чересчур шустрый сатарх. Утолив любопытство, Селевк, все так же без слов, указал на бывшую добычу сатархов, и киликийцы быстро развязали узлы веревок, которыми Митридат и Гордий были привязаны к мачте. И только когда пленникам нашли их одежду и налили по чаше вина, Селевк спросил:
– Куда путь держите?
– В Пантикапей, – помедлив немного, осторожно ответил Митридат.
– По виду вы на купцов не похожи, – в раздумье сказал пират. – А имена ваши мне ничего не скажут, да вам и солгать недолго. Поэтому, меня беспокоит лишь одно – сколько золота за вас дадут мне родственники?
– Надеюсь, что много, – с презрением улыбнулся Митридат.
– Это радует, – удовлетворенно прищурился Селевк. – Но не очень. Потому что придется отправлять гонцов в ваши дома, долго ждать ответа… а стоит ли шкурка вычинки? Не проще ли продать вас на невольничьем эмпории за хорошую цену, например, гребцами на римские галеры. Квириты – народ щедрый, за таких богатырей не поскупятся.
– У тебя есть еще один выход, – спокойно сказал Митридат, потягивая вино.
– Да? – удивился Селевк. – Интересно, какой?
– Высадить нас где-нибудь на побережье Таврики, если на Боспор тебе путь заказан, и всемогущие боги когда-нибудь дадут мне возможность отплатить тебе тем же, – Митридат молвил эти слова с необычайным достоинством.
– Ол-ла-ла… – ответ пленника показался Селевку верхом нахальства, но что-то в его манере говорить и держаться подсказало опытному, несмотря на молодость, пирату, что перед ним птица высокого полета. – Так кто же вы такие, провалиться нам всем вместе в Эреб?! – разозлившись рявкнул предводитель киликийцев.
Митридат поймал вопрошающий взгляд Гордия и кивнул: говори, хуже уже все равно быть не может. Оруженосец выступил вперед и с некоторой напыщенностью сказал:
– Перед тобой будущий царь Понта Митридат Дионис, законный наследник престола.
Селевк был ошеломлен. Он лихорадочно соображал, как поступить в этой ситуации. Пират понимал, что теперь, когда он знает имя пленника, продать его на невольничьем эмпории нет никакой возможности. Селевк ни на миг не усомнился в правдивости Гордия – царевич был очень похож на своего отца, а монет с изображением бывшего владыки Понта предводитель киликийцев держал в руках немало. Может, отправить этих двоих на дно? Море умеет хранить тайны… Но тут же Селевк вспомнил сатархов, биремы которых уже скрылись за горизонтом – им-то теперь рты не закроешь. Прослыть цареубийцей – это и в страшном сне не приснится. Селевк знал, что стоит ему умертвить Митридата, и он мгновенно станет отверженным. И тогда на него будет открыта настоящая облавная охота. Ни одна гавань не примет его корабль, и все мореплаватели будут считать своим долгом сообщить куда нужно о маршруте эскадры Селевка. Не говоря уже о правителях Малой Азии, в обычное время дерущихся,
– Я приветствую царя Понта… – попытавшись улыбнуться, Селевк слегка кивнул – поклонился. – Будь моим гостем. Все твои желания исполним…
«Если уж пошла полоса невезения, так это надолго, – с горечью размышлял какое-то время спустя Селевк. – И надо же было мне наткнуться именно на Митридата! Но с другой стороны, я ведь оказал ему большую услугу и, надеюсь, будущий царь Понта не страдает забывчивостью. Ладно, что теперь гадать, дело слажено, назад хода нет – мое слово твердо…»
Под покровом ночи эскадра киликийцев взяла курс на Нимфей [256] …
Note 256
Нимфей – город в Крыму (городище у пос. Героевка в 17 км от Керчи).
Спустя полмесяца из гавани Нимфея вышел достаточно солидный купеческий караван с охраной, направившийся в Боспор. На судне известного купца Евтиха находились и Митридат с Гордием, одетые в скромные одежды небогатых путешественников. Их появление на палубе не вызвало особого любопытства у команды, что вполне устраивало Евтиха, старого приятеля понтийского купца Менофила, ярого сторонника Митридата Диониса.
Море было седым и мрачным. Сильный ветер надувал тугие паруса кораблей и со свистом срывал с гребней волн клочья пены. По левому борту чернели скалы Таврики. Там диким зверем ревел прибой, и косой дождь хлестал по осклизлым утесам и крышам редких жилищ, чтобы излиться грязными ручьями в бухты и заливы. Поздняя осень поила живительной влагой высохшую за лето до каменной твердости землю прибрежной полосы и предгорий.
Где-то там, впереди, за бесчисленными бурунами мелководья и крутыми боками уснувших мысов, скитальцев ждал Пантикапей.
ЗАПАДНЯ
Часть четвертая.
ГЛАВА 1
Богат и славен город Пантикапей! Кто в Тавреике не мечтает побродить по его улицам, потолкаться на шумных рыночных площадях, а затем, если ты богат и важен, потрапезничать в городском пританее? [257] Даже самый последний дикарь, варвар со скифской равнины или подозрительный горец, попадая в столицу Боспорского царства, с немым благоговением взирает на величественные белокаменные храмы чужих богов и циклопические стены акрополя. Да что говорить о них: погрязший в гордыне просвещенности, видавший виды эллин, едва ступив на причал, не может прийти в себя от изумления до самых дверей первой из попавшихся на глаза харчевен, где подают любые вина и такие яства, что о них в Элладе слыхом не слыхивали. Лес мачт в гавани, стук молотков и визг пил в доках и на верфях, сверкающая серебром чешуя свежайшей рыбы в корзинах, горы золотой скифской пшеницы, рассыпанной по деревянным настилам для просушки перед отправкой в заморские страны, запотевшие амфоры с молодым вином, кучи просоленных шкур, круги темного воска, окоренные бревна, тюки с тканями, ящики со звонкой черепицей; менялы, моряки, рабы, наемники, ремесленники… о, боги, да мало ли кто мог встретиться путешественнику на пороге Пантикапея!
Note 257
Пританей – общинный дом со священным огнем в очаге; обед в П. считался для иностранца высокой почестью.
Подкрепившись с дороги, чужестранец первым делом поспешает на городскую агору, благо это по пути – общественные здания для приезжих находятся у подножья горы, на плоской макушке которой, за широкой лентой стен акрополя, высятся храмы и царский дворец. Вымощенная тщательно отесанными и подогнанными плитами улица неторопливо взбирается на склон горы, превращенной подпорными стенами из дикого камня в широкие террасы, где горделиво красуются среди зелени деревьев богатые дворцы знати и приближенных царя.