Басни

Лафонтен Жан де

песнопений,

Злой Парке вопреки, ищите вдохновений,

Чтоб ими сплесть достойному венец!

Н. Позняков.

Одиннадцатой книгой заканчивалось второе собрание басен Лафонтена; только спустя пятнадцать лет (в 1694) вышла его двенадцатая и последняя книга. Заключительные слова эпилога имели основание в фактах: после победоносных войн Людовик XIV, за год до выхода в свет басен с этим эпилогом, предписал Европе мир в Нимвегене.

214. Спутники Улисса

(Les Compagnons d'Ulisse)

Герцогу

Бургундскому

О принц, предмет забот богов бессмертных!

Вам

Хотел бы воскурить и я свой фимиам;

И если поздно я являюсь с этой данью,

Мне годы и труды послужат к оправданью.

Слабеет разум мой, в то время как у вас,

Как это видят все, растет он каждый час.

Он не шагает, он летит, расправив крылья...

Таков же тот герой, который передать

Все качества свои сумел вам; без усилья

В искусстве Марса всех он мог бы затмевать.

Будь только власть его, к победам над врагами

Он шел бы исполинскими шагами.

Чтоб сдерживать порыв его, есть некий бог:

То повелитель наш, который в месяц мог

Над Рейном торжество стране своей доставить.

В то время быстрота была нужна,

Теперь же безрассудной быть могла б она.

Но речи длинные приличней мне оставить:

Амуры, Радость, Смех выносят их едва;

При вашем же дворе все эти божества

Царят, хоть божества другие так же смело

Свой голос могут возвышать.

И Ум, и Здравый Смысл любое дело

У вас способны направлять.

Спросите ж их насчет события, где грекам,

По безрассудству их, подпасть

Пришлось под чар волшебных власть,

И стало зверем то, что было человеком.

Улисса спутники, успев за десять лет

Немало вынесть бед,

По воле ветра плыли,

Не зная, что их ждет, покамест, наконец,

Они на берег не вступили,

Где солнца дочери, Цирцеи, был дворец.

Она отведать им дала напиток сладкий,

Но в нем опасный скрыт был яд:

Сначала разума остатки

От них он отнял, говорят,

Потом случилось так, что их черты и лица

Вид приняли другой, по образу зверей!

Глядишь,-один уж лев, тот слон, а тот лисица;

Иной дивил громадностью своей,

Другой, наоборот,

Величиною был не более, чем крот.

Один Улисс избегнул превращенья:

Опасный яд он остерегся пить.

А так как с мудростью сумел соединить

Он вид, способный вызвать восхищенье,

И был притом еще герой,

То в ход волшебница пустила яд другой,

Хоть,

впрочем, с прежним действовал он сходно.

Богиня может все открыть свободно,

Что прочие должны таить в тиши;

Она спешит излить пред ним порыв души.

Минутой пользуясь удобной,

Хитрец Улисс к богине держит речь

И просит в прежний вид товарищей облечь.

– Но, может быть, что милости подобной,

Так нимфа говорит, - никто не будет рад!

Не лучше ли узнать сперва их мненье?

Улисс им говорит: -Вам есть еще спасенье:

Утратить власть над вами может яд.

Друзья! людьми хотите ль стать вы снова?

На первый раз вам возвращают слово.

Лев, думая, что он рычит,

Кричит:

– Не так я глуп! И по каким причинам

Отрекся б я от вновь полученных даров,

Столь гибельных врагам когтей или зубов?

Теперь я всех сильней, в моем величьи львином

Я царь, - и стану вдруг Итаки гражданином!

Пожалуй, буду я опять солдат простой!..

Нет, убеждать меня-лишь труд напрасный.

Улисс бежит к Медведю: - Брат несчастный!

Что сталось с прежнею твоею красотой?

Что у тебя за вид ужасный!

– Ах! в этом-то и дело все?!
– реветь

В ответ Улиссу стал Медведь

Что у меня за вид? Да вид вполне медвежий;

И нужно круглым быть невежей,

Чтоб утверждать, что больше красоты

Имеет внешность та, а не другая.

Как можешь по своей судить о нашей ты?

В глазах медведицы прекрасна и такая...

Тебе не нравлюсь я? Уйти отсюда прочь

Ты волен.

Живу я без забот, спокоен и доволен,

И быть всегда хочу таким же я точь-в-точь.

Царь греческий идет и к Волку с предложеньем,

И говорит, предчувствуя отказ:

– Товарищ! я узнал недавно со смущеньем,

Что юная пастушка сколько раз

Уж изливалась в жалобах пред эхом,

Твердя, что наступил конец ее утехам

С тех пор как устремил свой хищный глаз

Ты на ее овец и губишь их нещадно.

А прежде ты бы сам от гибели их спас...

Так жизнь твоя была честна тогда,

Что было на тебя глядеть отрадно.

Решись же этот лес покинуть навсегда,

Из Волка стань ты человеком мирным.

– Скорбишь ты,-молвил Волк,-что я как

хищный зверь,

Одним лишь дорожу - кусочком жирным.

А, проповедуя, ты сам каков? Поверь,

Вы сами всех овец пожрали бы наверно,

Которых гибель так печалит вас безмерно.