Бастард де Молеон
Шрифт:
Поэтому рыцарь подавил в себе всякий страх; он убеждал себя, что уже давно устал бороться со злом, что так или иначе будет благом покончить с этой борьбой и что, если судьбе угодно, чтобы сей час стал его последним часом, он безропотно встретит его.
И Аженор пошел за старухой, которая, пробравшись сквозь плотную толпу народа, – она, вероятно, была уверена, что в накидке никто ее не узнает, – прямым ходом направилась к дому, отведенному под резиденцию рыцаря.
На пороге их ожидал Мюзарон.
Когда они вошли в дом, Аженор повел старуху в самую отдаленную комнату.
Оказавшись в комнате, старуха сняла капюшон: Аженор и оруженосец узнали мамку цыганки.
После всего, что произошло во дворце, ее появление ничуть не удивило Аженора, но ничего не знавший Мюзарон сильно удивился.
– Сеньор, донья Мария Падилья хочет побеседовать с вами, – сказала старуха, – и поэтому желает, чтобы вечером вы пришли во дворец. Король проводит смотр вновь прибывшим войскам, и в это время донья Мария будет одна. Может ли она надеяться, что вы придете?
– Но почему донья Мария желает меня видеть? – спросил Аженор, отнюдь не питавший к ней добрых чувств.
– Неужели вы, господин рыцарь, считаете, что вас сильно огорчит тайное свидание с такой женщиной, как Мария Падилья? – спросила мамка с лукавой улыбкой, что присуща старым служанкам.
– Не огорчит, – ответил Аженор, – но, признаться, мне больше по душе свидания не в домах, а на открытых местах, куда я могу явиться верхом на коне и с копьем в руках.
– А я с арбалетом, – добавил Мюзарон. Старуха усмехнулась в ответ на эти опасения.
– Я вижу, мне придется выполнить поручение до конца, – сказала она и достала из своей сумы маленький мешочек с запиской.
Мюзарон – в таких обстоятельствах ему неизменно выпадала роль читателя – взял ее и прочел:
«Эта записка, шевалье, залог безопасности, который Вам дает Ваша попутчица. Приходите ко мне в то время и в то место, что укажет Вам моя мамка, чтобы мы с Вами могли поговорить об Аиссе».
При этих словах Аженор встрепенулся, а так как имя возлюбленной для влюбленного священно, то для него имя Аиссы прозвучало торжественной клятвой, и он сразу вскричал, что готов отправиться за мамкой в любое место, куда она его поведет.
– Тогда все проще, – сказала она, – я буду ждать вашу милость в дворцовой часовне. В нее могут заходить офицеры нашего короля, но в восемь вечера она закрывается. Вы должны быть там в половине восьмого и спрятаться за алтарем.
– За алтарем? – испуганно переспросил Аженор (он был не лишен предрассудков человека с севера). – Мне не по душе свидания, которые назначаются за алтарем.
– О, не волнуйтесь! – простодушно возразила старуха. – Бог в Испании совсем не обижается на эти мелкие грешки, он к ним привык. Кстати, долго ждать вам не придется; за алтарем есть дверь, через нее король и его домочадцы из своих покоев могут пройти в часовню. Я открою вам дверь, вы пройдете этим скрытым путем, и никто вас не увидит.
– И никто вас не увидит, – повторил Мюзарон по-французски. – Ну и ну! Не кажется ли вам, сеньор Аженор, что вас заманивают в вертеп разбойников?
– Не бойся, – тоже по-французски ответил рыцарь. –
– Все верно, – возразил Мюзарон, – но раньше вам перережут горло.
– Пусть так, но правда ли, что донья Мария просит меня к себе, чтобы поговорить со мной об Аиссе?
– Вы, сударь, влюблены, то есть с ума сошли, – заметил Мюзарон, – а уж если сумасшедшему что втемяшилось, его не переспоришь. Простите меня, сударь, но я правду говорю. Я не спорю, ступайте туда.
И, закончив этими словами свое рассуждение, честный Мюзарон тяжко вздохнул.
– А почему бы мне не пойти с вами? – неожиданно спросил он.
– Потому что надо передать ответ дона Педро королю Кастилии, дону Энрике де Трастамаре, – ответил рыцарь, – и, если я погибну, только ты можешь рассказать ему об итогах моей миссии.
И Аженор четко, слово в слово, пересказал оруженосцу ответ дона Педро.
– Но я ведь могу караулить около дворца, – сказал Мюзарон, который упорно не хотел отпускать хозяина.
– Зачем?
– Чтобы защищать вас, клянусь плотью святого Иакова! – воскликнул оруженосец. – Чтобы защищать вас с помощью моего арбалета, из которого я уложу полдюжины этих смуглых рож, а вы с помощью вашего меча зарубите еще с полдюжины. Все-таки дюжиной неверных станет меньше, что никак не повредит спасению наших душ.
– Наоборот, мой дорогой Мюзарон, доставь мне удовольствие и не выходи из дома, – попросил Аженор. – Если меня убьют, знать об этом будут лишь стены дворца. Но послушай меня, я уверен, – сказал этот доверчивый чистосердечный человек, – что ничем не обидел донью Марию, поэтому она не может таить на меня зла. Я, может быть, даже оказал ей услугу.
– Правильно, но не вы ли оскорбляли мавра, сеньора Мотрил я, и здесь, и в других местах? Ведь он, если не ошибаюсь, комендант дворца, а чтобы вы поняли, как он к вам относится на самом деле, скажу, что это он дал приказ арестовать вас у городских ворот и бросить в тюрьму. По-моему, опасаться надо не фаворитки, а фаворита.
Аженор был немного суеверен, он охотно соглашался с теми уступками, которые сознание всегда оказывает влюбленным; повернувшись к старухе, он сказал:
– Если она улыбнется, я пойду. Старуха улыбнулась.
– Передайте донье Марии, что я приду, – обратился Аженор к мамке. – В половине восьмого я буду в часовне.
– Хорошо… А я буду ждать вас с ключом от двери. Прощайте, сеньор Аженор, до свидания, любезный оруженосец.
Мюзарон кивнул в ответ; старуха ушла.
– Так вот, писем для коннетабля не будет, – обернувшись к Мюзарону, сказал Аженор, – ведь мавры могут схватить тебя и отобрать их. Ты передашь коннетаблю, что война объявлена и надо начинать военные действия. Деньги у тебя есть, не жалей их, чтобы добраться как можно скорее.