Бастард Ивана Грозного
Шрифт:
Казаки, на то, что на последнем чёлне не гребут, заметили скоро.
– В чего там? Уснули? – Крикнули казаки, но им не ответили.
– Эй впереди! Чалься к берегу! Что-то снова у Архипа не влад!
– Что там у него?! – Крикнули с впереди двигавшейся лодки.
– Да кто его знает! Уснули, чай!
– Чалься! Чалься! – Послышались крики дальше по реке.
Караван стал прижиматься к лесистому берегу. Последний чёлн подтянули и двое запрыгнули на борт.
– Что там?! – Спросил подошедший атаман. – Спят?
– Какой спят?! – Воскликнули с лодки. – Сразу трое? Не дышат.
Казаков
– Глаза какие страшные, – сказал кто-то. – Чёрные, как плошки.
– То зырки раскрылись. Как во тьме.
– Так день же?
– О то ж…
Атаман сам осмотрел каждого. Потом огляделся.
– Выставить дозоры, – сказал он не громко и ткнул пальцем в рядом стоящих казаков.
Двое отбежали. Все притихли. Атаман мазнул одному убитому пальцем по шее, сняв подсохшую каплю крови. Потом мазнул этой каплей по внутренней стороне предплечья своей руки.
– Яд11, – сказал он. – Рука немеет. Пёсья смерть. Убили их.
– Кто?! Кто?! – Раздались голоса.
– А вот мы сейчас и спросим. Достать сюда кузнеца и жонку его.
Мокша и Лёкса всё это время находились в своём чёлне и, наблюдая за происходящим, мало что понимали. Когда их насильно стали вытягивать из лодки, Мокша было взъерепенился, но его стукнули несколько раз боевой нагайкой и он зашёлся от боли.
Пока он отходил от болевого шока, их вытащили на берег и кинули к ногам атамана.
– Ну, – медленно начал атаман. – Кто с вами ещё был, когда мы вас взяли?
– Никого! – Истерично крикнула Лёкса, косясь на лежащего в беспамятстве Мокшу.
– Мы сейчас сначала твоего мужика на ленты порежем, потом тебя. Говори, сука! – Атаман хлестанул Лёксу плетью, сложенной вдвое. Двойная гибкая «палка» плотно пришлась по кожушку и он лопнул по спине. Лёкса завизжала.
Санька не стал наблюдать продолжения экзекуции и два раза выпустил стрелы. Атамана он почти не видел, и попал в стоящих рядом. Это были его последние сильно ядовитые стрелы. Все остальные стрелы предназначались для мелкой дичи. Яд ещё имелся, но подготовить боезапас он не успел.
Стоящие перед атаманом казаки задёргались и упали на землю. Остальные, три выпущенных Санькой стрелы, противников смертельно не поразили, но затормозили. Все казаки рассыпались по берегу реки и попрятались за его намытой водой кромкой.
Санька, помня про ушедших в дозор казаков, метнулся в лес, оставляя убойную позицию.
К тому времени очнулся Мокша и Лёкса, схватив его под руки, помогла подняться и потянула в лес. Кое-как, но они добрались до чащи и скрылись в кустарнике.
– Руби ужы12! Уходим! – Крикнул атаман и казаки разбежались по своим стругам. Прячась от стрел, они перерубили верёвки и оттянули чёлны от берега. Вскоре струги исчезли за поворотом. Только голоса дозорных, догонявших струги по берегу, некоторое время были слышны. Никто не собирался сопротивляться неведомым стрелкам. Глаза у страха, как говориться, велики.
Два казачьих струга и чёлн Мокши остались стоять у берега, зацепившись днищем за мелководье, а пять тел лежать на берегу.
Санька далеко отбегать не стал, а забрался на попавшийся на пути вяз. Спрятавшись почти на самой его верхушке, он увидел, как казачьи струги уходят, быстро вращая и хлопая по воде вёслами.
Не заметив преследователей, Санька озадачился оставленными казаками чёлнами, и почти не таясь, поспешил к реке.
Глава 3.
Санька, Мокша и Лёкса жили в лесу до начала заморозков. Вниз по реке дорога была закрыта. В деревню возвращаться – вроде, как рановато. Но они жили не тужили. Лето – благодатная пора. Срубив себе шалашик они славно устроились и проводили время в тех же хлопотах, что и ранее – заготовками на зиму.
Основа питания этого времени – корнеплоды и сушёные грибы – ягоды, произрастали повсеместно и в лесу и по берегам реки. Здесь заниматься заготовками было даже проще, потому, что рядом никто не жил. Следующее поселение стояло ниже по реке, ближе к устью. Кочевники жгли городки и угоняли люд постоянно, вот и не селились русичи по степным рекам. Всё больше в леса забраться норовились.
Санька нашёл родителей по следам и по запаху и вернул к реке.
Как-то так получилось, после передряги с казаками, что не смотря на свой возраст, Санька заимел равный с отцом голос. Мокша даже нарочно прислушивался к мнению сына и переспрашивал, что думает по тому или иному вопросу сын. Он так и спросил его, когда они сидели в ту первую ночь, после освобождения в шалашике: «Что делать будем?».
Санька рассудительно высказался по этому вопросу и они остались жить в лесу. Пока. Рыбалка, охота, это всё для Саньки было настолько привычно, что и в их организации Мокша вскоре стал слушать сына.
Санька знал тысячи способов добычи рыбы, мяса или птицы. В том числе и экзотических. Многие рыбаки-охотники шли в лес не за добычей, а за «канителью», как говорил Санька, и за экзотикой. Они нарезали дудок-манков на гуся и утку, поймали уточку и гусыню, и на них, как на приманку, ловили и стреляли птицу. Соли у Мокши было мало, но и это не стало проблемой. Соль добыли из золы.
Жгли костры, давали им хорошо прогореть, собирали золу, заливали кипячёной водой и настаивали. Через пять часов вода становилась солёной. Её сцеживали, выпаривали и так солили мясо и рыбу. И коптили. Коптильню соорудили тоже по Санькиной схеме: с большой коптильной камерой, собранной из жердей и лозы, дымоходом и печью.
Очень вкусными получалось мясо осетровых. В Саранте водилось всё! И стерлядь и другие осетровые. Они полосовали мясо, солили, вялили и коптили. А раков было столько, что они выползали на берег.
Так в пиршествах прошло лето. И снова возник тот же вопрос: «что дальше?» Санька значительно подрос. Он очень желал расти и рос. Санька подтягивался на руках, висел вниз головой, держась ступнями за ветку. Стараясь не напугать родителей, он это делал в лесу, куда уходил ежедневно.
Лес звал его и Санька слышал зов. Лес звал его и в той жизни, но в житейских заботах и пьянках голос леса растворялся, не доходя до разума. Сейчас же, проведя больше двух лет с медведицей и две зимы считай в одиночестве, Санька лес услышал. Родители в третью зиму приходили реже. Мокша резал чёлн, и Лёксу одну в лес не отпускал, поэтому Санька был предоставлен самому себе.