Бастард Ивана Грозного

Шелест Михаил Васильевич

Однако Санька слушал ведуна с интересом.

Мокша прошёл мимо них к кузне, поднял блоком тяжёлую плотно подогнанную каменную крышку горна и принялся разжигать печь. Горн он гасил, ограничив в него приток воздуха. Это гарантировало быстрый розжиг, если он ковал ежедневно и давало значительную экономию древесного угля.

Он аккуратно проткнул чёрную массу небольшим ломиком, сделав отверстия для тяги и поджёг кресалом сначала бересту с лучиной, а потом ею «запал» – березовые поленья, уложенные в нижнюю печь. Огонь облизав берёзовые чурбачки занялся охотно и через час угли начали раскаляться. Мокша подсыпал ещё и начал работать мехами.

У

него имелось несколько плоских стальных заготовок, одну из которых можно было расковать на забаву Ракшаю. Углубив железяку в угли, Мокша вспомнил про сына и ведуна. Он всегда забывал про всё, занимаясь горном. Ни Ракшая, ни ведуна он не увидел.Ракшая, ни ведунарррр

* * *

Буер летел над твёрдой речной гладью со скоростью значительно превышающей скорость ветра. Коньки сопротивления не испытывали и парусник всё разгонялся и разгонялся. Крутых поворотов на Саранте было не много, потому резко тормозил Ракшай редко. Лёкса не захотела оставаться одна и сидела в лодке рядом с сыном. Они были хорошо укрыты от ветра дощатыми бортами и кожаным пологом, натянутым от носа до самого грота. В пологе были проделаны отверстия для их голов, а сидели они в удобных креслах.

Санька нарисовал не классический крестообразный буер, а что-то типа плоскодонной лодки. Они поставили её днищем не на один, а на два бруса. Два конька стояло спереди на поперечной балке, рулевой конёк сзади. Им управлял Мокша. Сзади на буксире скользили такие же плоскодонные санки с нехитрым скарбом и пищевыми запасами. Они всё-таки решили прокатиться до Дона.

Буер селян удивил. Его Ракшай с Мокшей доделали к концу ноября. Сарант речка не широкая и замело её снегом по самые берега, потому и сделали буер плоскодонным, а коньки установили на лыжи. Они работали, как кили. Лыжи пришлось подпружинить дубовыми пластинчатыми рессорами. Причём Мокша додумался до них практически сам. Сначала к стойке жёстко крепилась «буквой т» рессора, а потом на шарнир ставилась лыжа. Рессора имела упор, дабы не сломаться и собой усиливала лыжу.

К такой конструкции отец с сыном пришли через череду поломок. Санька ведь тоже впервые делал буер. До этого он их видел только на люду залива во Владивостоке. И то в далёком детстве.

Они немного поэкспериментировали с рессорами, потому что это было самое слабое звено в конструкции буера. Пытались делать рессоры из стали, но сталь из того металла, что оставался у Мокши, получалась не пружинистая. Гнулась, или ломалась.

Потом Санька вспомнил про способ выдерживания дерева в моче и его прессовании. Это значительно повышало гибкость и прочность и лыж, и рессор. Им так понравился результат вымачивания и «гнутия», что они и для лодки выгнули несколько широких тонких досок, получив короб с загнутым вверх носом.

Уже ближе к устью лёд оголился, буер встал на коньки и путешественники почувствовали настоящую скорость. Они даже не сразу поняли, что проскочили лежащий на левом берегу городок и выкатились на просторы Дона.

– Йохо! – Крикнул Санька, как индеец апач и совсем отпустил тормоз. – Главное – держи руль и не поворачивай резко! – Крикнул он, поворачиваясь к отцу.

Тот показал сведённые указательный и большой пальцы правой руки.

Санька в прошлой жизни интересовался всем, что касается леса, и много чего знал про североамериканских индейцев. Даже язык жестов. Шипов лес на его участке имел всего лишь десять километров в ширину и двадцать

в длину. Поэтому у него в «зимовье» имелся даже интернет и мобильная связь. А времени в межсезонье было предостаточно. Здесь лес простирался, как умом понимал Санька, до самого Воронежа. А это более ста километров. Почему он так решил? Да потому, что ведун рассказал ему историю местечка.

Как оказалось, по Дону лежал путь на Москву, которым раньше регулярно хаживало войско крымского хана, потому, что всё вокруг были леса. И только по рекам зимой можно было пройти до Москвы. В селах имелись зимние запасы для всадников, а маленькие монгольские лошадки выкапывали корм из-под метрового снега.

С собой войско вело отары овец, которые с удовольствием обгладывали кору ближайших к реке деревьев, да так, что выедали целые рощи. Эти деревья и оставались потом русичам на прокорм до конца зимы. Берёзовая каша оказалась не вымыслом, а фактом. Санька уже пробовал её этой зимой. Её делали из слоя древесины между лубом и сердцевиной. Нарезали «чипсами», жарили на противне, перемалывали и варили. «Чипсы» тоже были ничего себе.

Об этом Ракшаю рассказал ведун. Вообще, Санькино обучение состояло из прослушивания устного народного творчества. Санька обычно говорил: «Ну, рассказывай свои сказки, легенды, тосты…», и шаман заунывным голосом начинал низвергать на ученика поток непонятных словосочетаний.

Санька и простую речь селян с трудом понимал, а стародавнюю тем паче. Мокша с Лёксой давали поблажку сыну, предполагая, что живёт он с медведями, потому и путается. А на самом деле Саньке мешало предыдущее прошлое знание русского языка.

Малолетний разум постепенно впитывал понимание речи, но селяне удивлялись непонятным словам, нет, да и выскакивающим у Саньки.

– Оверштаг! – Крикнул Санька.

Он сам себе удивлялся. Совсем не морской, если не считать, что родился и учился во Владивостоке, он вдруг к месту вспоминал «морские» словечки и даже судовые термины.

Мокша плавно выведя буер под ветер чуть резче дернул руль, и гик перевалился на другой борт. Буер встал на правый конёк и Санька вынужден был выдвинуть направо страховочный брус. Брус упёрся в лёд, конструкция заскрипела, но выдержала.

– Мокша! Ёшкин дрын! – Крикнул Санька весело. – Держи киль ровнее!

Он хотел сказать «руль», но и так получилось очень по-морскому. Саньке нравилось их путешествие. Они переночевали лишь однажды и то, лишь для того, чтобы не приезжать в Сарант в ночь. Переночевали почти с комфортом. Три кресла опускали спинки, а заднее ещё и выдвигалось вперёд, и становились удобными лежанками для троих. Укрывшись мехами, ночевалось ладно.

Городок стоял на левом берегу Саранта и левом берегу Дона. Стоял полдень и вышедшие на лёд постирухи ошеломлённо бросили стирку и заголосили на разные лады, размахивая красными от мороза руками. Тут же, откуда не возьмись, набежали ребятишки.

Ракшай налёг сначала на мягкий тормоз, а потом на жёсткий. Раздался жуткий скрежет, от которого заложило уши и едва не свело зубы, но буер встал у причала как вкопанный.

Санька выбрался из лодки через дыру своего люка и схватив верёвку шустро побежал к столбику причала, на который верёвку и закрепил. Сзади, потягиваясь и разминая суставы, вылез громадный Мокша, зафиксировавший рычаг заднего стояночного тормоза в позиции «С».

– Глядикось, да это Мокша! – Крикнула одна из баб всплеснув руками. – То мой свояк с верхних выселок!