Бастард
Шрифт:
— Фу… тьфу ты… отстань, — попытался отодвинуть ее морду — и уставился на свою руку в…
Мама дорогая… на ладони была надета самая настоящая латная перчатка.
— Что за… — Глаза поневоле опустились ниже и разглядели всю руку, обтянутую кольчугой с наручами…
И белый балахон с вышитым на нем каким-то гербом. А под ним…
Черную, с золотой насечкой, составную кирасу…
И широкий кожаный пояс, украшенный узорными бляхами…
И торчащий эфес с круглой причудливой чашкой…
И высокие ботфорты из рыжей замши…
Господи…
Шпоры?
Когда?.. Когда я успел заявиться в клуб к реконструкторам и нажраться там вусмерть с Денисом?
Стоп… Какой клуб? Какой Денис? Я же…
Где моя машина?
Где урод — водила грузовика? Задницу наизнанку выверну…
Пошарил глазами вокруг…
Дубовая поросль, ручеек журчит между покрытыми зеленым мхом камнями, и здоровенная оседланная вороная коняка с притороченными к седлу сумками и вьюками. Моей «Витары» и тем более грузовика с уродским водилой не наблюдалось.
Что за черт?
Голова не просто болит, а раскалывается. Нащупал ссадину на лбу, всю в засохшей крови и… И слипшиеся от крови волосы…
Волосы?
Уставился, скосив глаз, на черную, без седой волосинки, длинную волнистую прядь…
Да что за черт, у меня уже лет пять как волос на голове не наблюдается! Все, что еще растет, безжалостно стригу под ноль…
Попытался вскочить и запнулся о длинную шпагу в кожаных, окованных железом ножнах. С лязгом многочисленных железяк шлепнулся на колени и в лужице воды увидел молодую физиономию в обрамлении шикарной шевелюры…
— Мама… — в ужасе жалобно прошептал и еще раз притронулся ко лбу, сразу заорав от боли. — Твою же душу в капель… не сплю же…
Надо позвонить!
Полез в карман… и не нашел кармана… Вместо него — какие-то хреновины на обтягивающих штанах в виде… в виде… память услужливо высветила актера Домогарова из сериала «Графиня де Монсоро»… там на нем примерно такие же колготки были надеты.
Потянул из ножен тесак с закрывающей руку причудливой чашкой. Сантиметров сорок будет, обоюдоострое узкое граненое лезвие, память опять услужливо подсуетилась — «дага», и сразу вспомнилось второе слово: «эспада». Тренер по фехтованию я или кто? У меня дома на стене такие висят: дага — моя гордость, старинная, а эспада — новодел, но качественный. Подарили в Кастилии, когда был там на соревнованиях…
Подтянул к себе эспаду… она и есть. Тяжелая, длиной сантиметров восемьдесят пять, можно рубить и колоть, на чашке причудливо изогнутый захват… золотая чеканка… россыпь мелких камней, и главное… полный аутентик, хрен спутаешь… мечта Портоса.
— Тьфу, бред какой-то…
Еще раз посмотрелся на себя в лужу…
Парень лет двадцати пяти, с длинной брюнетистой шевелюрой и ободранным лбом. Не то чтобы красавец, но и явно не урод, морда волевая, нос зачетный, горбатый и длинный, можно даже сказать — тоже волевой. В воде отражался белый балахон, стянутый в поясе ремнем. На балахоне вышитый герб в виде геральдического щита со вздыбленными львами по всем его четвертям. А под балахоном еще кираса…
«Составная кираса», — опять подсуетилась память. Да откуда я это знаю?
Под кирасой — кожаный камзол… Да не камзол, а колет, под колетом белая рубаха из довольно грубого по современным меркам полотна, тоже полный натурэль… На шее тяжелая золотая цепь с массивным крестом и вторая цепь, тоньше и изящнее, с какой-то ладанкой.
Штаны… вернее, колготки… шоссы и пуфы… Да, это пуфы, и ботфорты чуть ли не до паха, да еще под коленом ремешком стянуты…
Да что за карнавал, едрена вошь, и почему у меня морда юнца, а не сорокалетнего нормального мужика? Тут поневоле в чертовщину всякую поверишь…
Присел на валун и задумался…
Я тренер сборной страны по сабле… Должен был подписать контракт с федерацией Катара… Выкореживался, набивая цену, и не подписал, за что был серьезно вздрючен председателем нашей федерации и вызван на ковер к министру для вздрючки на более высоком уровне…
А потом?
В памяти ясно отпечаталась мощная решетка радиатора грузовика, летящая мне навстречу…
Ну… получается, потом я умер…
Вздохнул свежего, такого вкусного пряного воздуха…
Да нет, не умер.
Встал и несколько раз присел… бодренько так присел; отлично… только лоб болит, да долбаные колготки в зад врезаются…
Зачерпнул из ручья воды и промыл лицо.
Ерунда, кожа расцарапана да шишка порядочная, сотрясения вроде нет… подобрал с травы малиновый берет с пучком павлиньих перьев. Надо же, как авантажно… берет с перьями; насколько помню, пейзане в Средние века головные уборы другие носили… Значит, не пейзан, слава богу.
Ну ладно, там я погиб, а здесь что со мной случилось, да и кто я?
— Слышь, коняка, а я кто? — поинтересовался у коня, норовившего поймать губами мое ухо.
Жеребец всхрапнул и закивал головой.
— А мог бы и подсказать, Роден. — Бесстрашно протянул руку и потрепал коня по морде.
Роден! Роден… похоже, из моей памяти отрывками все-таки прорываются какие-то воспоминания…
— Так ты — Роден?
Жеребец согласно кивнул, всхрапнул и полез губами в лицо…
— Но, не балуй…
Получается… получается, меня каким-то загадочным образом занесло не пойми куда, да еще и вселило в чье-то тело… И как это? Там помер, а здесь ожил. С одной стороны, прикольно, а с другой… да что за черт, чешется же все.
Содрал перчатку и потер шею… м-да… да ты, братан, минимум месяц не мылся. Вот это не очень… мыться срочно… да и переодеться не мешает…
— Давай, Роденушка, посмотрим, что у тебя в сумках. — Взвесил в руке тяжеленный шлем, притороченный к седлу, похожий на спартанский, только без гребня и творчески переработанный.
M-да… барбют называется, всплыло название… не мои это знания, я сроду в доспехах и всяких там латах особо не разбирался. Это память старого хозяина тела, скорее всего, подсказывает.