Бастион: Ответный удар
Шрифт:
Замолчали газеты (сообразили). На юг и запад нескончаемой вереницей потянулись воинские эшелоны. Спецназы, СОБРы, гэ-нэ-эры Минобороны, МВД, ФСБ и т. д. и т. п. свелись под единое командование и получили название Частей Особого Назначения. И ударной мерой в свете новой борьбы с преступностью стало появление на улицах патрулей…
Самый лицемерный на тот момент указ – «Об участии населения в деле охраны порядка» – заработал молниеносно. Отребье «патриотических» обществ, «молодые рабочие», драчуны из секций единоборств – с нарукавными повязками – запрудили улицы. Но они не охраняли покой граждан. Они издевались, насиловали, без причин избивали. Их ликвидируют силами более дисциплинированных бригад охраны порядка лишь через полгода. Многих уничтожат на месте, остальных отправят кого в лагеря, кого на войну. Самых «блатных» переведут в БОПы, на самых
Только нас в ней уже не будет.
14 октября в своем рабочем кабинете в ЦИОМ «Новое время» застрелился Аркадий Иванович. Я вошла и плакала, как дура, у него на плече. Позабыла, что я баба, и должна шарахаться от всяческих покойников… Никто не осудил Аркадия Ивановича.
Сутками позже гарнизонный Дом офицеров, где проходило совещание представителей «Бастиона», подвергся массированной атаке. Целая свора джипов блокировала здание. Парни в черной полувоенной униформе (и когда успели нашить?) без вопросов ринулись на штурм. Парадная охрана послушно вздела лапки, чем и сохранила себе жизни. Офицеры выпрыгивали из окон, падали, подкошенные автоматными очередями… Некоторые предпочли сдаваться, но почетной капитуляции не выходило – людей с отличительными знаками комсостава Российской армии швыряли на пол и до полусмерти избивали. «Долой крамолу! – ревели луженые глотки. – В расход демонов!» Самая организованная часть собрания, сплотив худые ряды, с боем вырвалась на черный ход и, разметав кордон новоявленных «ниндзя», постреляв не менее десятка уродов, пошла на прорыв. Но ударил пулемет из подъезда ближней пятиэтажки… Трое ушли или четверо – самые везучие. Разбежались, сгинув в подворотнях. Остальные так и легли кучкой у задней двери Дома офицеров…
А спустя еще сутки в мою квартиру ворвался Туманов – бледный, как привидение, злой, как цепная псина. «Динка… – схватил меня за плечи и принялся бешено целовать, – это зомби… Это дети базы, будь она неладна, понимаешь? Их посадили на власть, теперь они с нее не слезут… Забирай своего шпендика и уматывай из страны, пока не поздно. Идут аресты. Ваша редакция, или как она там называется, уже под колпаком, и, похоже, националы догадываются, чем вы там занимаетесь… Уезжай, Динка, есть одна лазейка – вы можете проскочить. На таможне пара наших людей, в Праге безвизовый режим, там тоже наши люди, рейс прямой – через неделю его закроют и уже навсегда – точно тебе говорю… Мы сделаем документы, билет – уматывай, Динка. Будешь работать на «Бастион» в Праге. Без угла не останешься… А обо мне не думай, бог даст – увидимся, все будет здорово, поверь…» Это был удар по темечку. Я поняла и заревела. Вцепилась в него, стала говорить, просить, умолять… Не поеду, не могу, березки держат… Куда там! Все было предрешено. Не Тумановым лично, другими – свыше. Он явился выразителем их воли. Согласись он тогда оставить меня в стране, другие люди пнули бы меня в эмиграцию…
Как он делал «беженке» зеленый коридор, я уже не вникала. Два дня протекли в бреду галлюцинаций… «Тяжелее всего уезжать нам оттуда, где жить невозможно», – стучали по мозгам слова производителя «гариков». «Я не хочу, мама, не хочу…» – бормотал Антошка, глотая слезы, терзал мою юбку и безвольно семенил следом, а Туманов уверенно вел нас на таможенный контроль. Я не помню, как он меня целовал и целовал ли вообще, помню лишь грациозно сидящий на нем камуфляж и липовое удостоверение, предъявленное вездесущему
– Я не хочу, мама, я не хочу…
Туманов П. И.
Мерзкий звук, выдравший Туманова из сна и казавшийся громом небесным, был обычным дверным звонком. Пошарив по стене, он нажал кнопку – стервозное сопрано проинформировало: «Четыле часа тли минуты». Действительно, мерзкий звук. Кому-то не спится, догадался он, извлекая из валявшейся на полу кобуры «Ламу М-82» – испанскую родственницу пистолета-«кольта», унаследованную в Кабардино-Балкарии. Микрофон когда-то модной системы «Посылай лежа» висел над кроватью, так что к двери он не пошел.
– Говорите, – проворчал в мембрану.
– Федеральная служба безопасности, – сказал динамик замогильным голосом. – Открывайте немедленно!
Все возможно в это смутное время, соображал почти проснувшийся Туманов, влезая в штаны. В том числе аресты под утро. Практика устойчивая, испытанная поколениями, а главное, не пошлешь, как при Бориске. Отсюда вывод – напрягись.
– В чем дело?
– Открывайте быстро! – И голос постарше, поспокойнее, сменивший замогильного: – Дверь выставим – хуже будет.
Дверь, как и замки, сработаны на совесть – кучу денег вбухал, но у ФСБ и других настойчивых контор есть своя штука, под названием «С добрым утром», – вынесет вместе с косяком. Правда, у Туманова и ответный прибор есть, «Привет незваным» называется. Один опытный человек делал. Пока чекисты от двери напротив отлипать будут, можно успеть на лоджию, через дыру в стеночке – на соседнюю, там в квартиру, где тезка Черных с перепоя дрыхнет. А потом – либо вниз (их подъезд на другую сторону), либо на чердак.
– Выносите, – разрешил он, цепляя лямку «тревожного» рюкзачка. Вещички давно собраны. Если и впрямь «гэбэ» наехало, примерное поведение все равно не панацея. Кроссовки, курточка, что там еще…
– Открывай, падла! – заорали в динамик. Нервные какие-то. Чекисты давно бы терпение потеряли – и получили бы взрыв (одинарный, если применить гидроаккумулятор, и двойной, если… два).
– Вы из районного, ребята? Или из городского? – поинтересовался он, завязывая шнурки. Все, собрался. Можно убираться. Но вот нужно ли?
– А тебе какая разница, тварь?! А ну отворяй, я тебе сказал!
Точно, импровизаторы. К тому же глупые и нетерпеливые. Найдется кто-нибудь смелый по соседству – глаза протрет и брякнет по «02». Хотя кто нынче смелый…
– Если из районного, – Туманов облегченно вздохнул, – то позвоню дежурному, они вас, я слышал, давно пасут. А если из городского…
По лестнице зацокали копыта. Тишина. Дошло до шакалов.
Самые безотказные способы ограбления – «Патруль! Предъявите документы» или как сейчас – «Открывай, чека!». Так и прозвали – «гоп-стоп-чека». Люди пуганые, дверь отомкнут – лихие люди мало-мальски ликвидное барахло изымут, а хозяев, дабы не расстраивались, – в расход.
Бросив в угол рюкзак, он прошел на кухню, глянул в окно. В предрассветной серости, мерцая габаритными огнями, таял микроавтобус. Светлый, «Ниссан» или «Тойота». Или… любой другой. Номеров не видно, но пусть и видно – все равно «дежурные». Можно намекнуть Гальяну. Такое отпетое хулиганство на его территории – не простит. Поймает – накажет чужаков.
Ох, дела. Почесав затылок, он отправился в ванную. Какой теперь сон?
Сентябрьское солнышко слепо щурилось, и дети в новой школьной форме (сплошная синтетика и мутант с двумя клювами на рукаве) торопились припасть к источнику знаний. Туманов достал брелок – «Кадет» приветственно бибикнул. Хуже нет – оставлять машину на улице. Но больно он поизносился накануне. Все силы ушли на Оксанку. Бог понял и посторожил.