Бастион: война уже началась

Зверев Сергей Иванович

Укрытием на стыке двух природных зон послужила ложбина, заросшая жестким вереском. Они сидели, скорчившись, утопив носы в колючки, в отчаянии скрипя зубами.

Сбывались дурные пророчества. Как видно, до переправы на Бирюлино водораздел вполне проходим для спецавтотранспорта. Два джипа, задавившие куцый кустарник, смотрелись совсем не эстетично. В большом городе, где нет окружающим до них дела, они смотрелись бы так-сяк. Но посреди этого узкого бутылочного горлышка, в самом сердце глухомани – совершенно безобразно. Хорошо послужившие рабочие коняжки, облупленные, мятые, с пацанячьими кенгурятниками, чудовищным дорожным просветом – не менее сорока сантиметров! Где-то в автоцентре, видно, хорошо постарались, выполняя столь «спортивный» заказ…

Из машин вываливались люди. Физиономии вменяемые! С натяжкой (не замечая строевой выправки и суровых рыл) их можно было назвать штатскими. Брезентовые куртки, ношеная резина на ногах, движения размеренные, степенные.

Четверо, не считая водил. Двое, выйдя на свет, тут же закурили. Первый обнял карабин, пристроил на сгиб локтя, точно ляльку, привалился к капоту. Второй уселся на подножку, сладко зевнул. Двое других разошлись лучами. Высокий субъект, вооруженный конверсионным «Архаром» с полевой оптикой, встал за сосну. У последнего в списке оптического прицела на карабине не имелось, но сам по себе аппарат был неплох: разновидность «СВД» «Тигр» – мощная штуковина с прикладом ортопедического типа. Коробчатый магазин, калибр 7,62. Обладатель этой пробивной то ли охотничьей, то ли не совсем винтовки отправился дальше всех. Прошелся по правому флангу, поплевывая в Сузур, спустился в ложок и с удобством расположился на склоне. Через минуту оттуда потянулся сизый дымок.

Динка сползла на дно расщелины. Но долго в одиночестве не просидела: зафиксировав события и их участников, Туманов спустился, обнял ее за плечи. И очень, кстати, вовремя: из затянутого поволокой глазика уже брызнула первая слезка – предвестие большой (дай бог беззвучной) истерики.

– Что-то не так? – ласково поинтересовался опер.

– Нормально, – шмыгнула носом Динка. – Подумаешь, коню под хвост моя жизнь… Тебе не кажется, что пришла пора для последней молитвы?

– Вот так, значит? – разозлился он.

– Вот так, выходит, – вздохнула Динка. – Не судьба нам с тобой, Туманов, нет у нас будущего. Хочется так богу.

Он почесал саднящий затылок.

– Это ты мощно задвинула, подруга. Особенно про бога. Но напомню тебе три вещи. Во-первых, у нас с тобой чертовски нежные отношения, и не хотелось бы их омрачать выяснением отношений. Во-вторых, мы далеки от бога, как большевики-комиссары, и сомневаюсь, что тебе знакома какая бы то ни было «последняя» молитва. Равно и мне. А в-третьих, мы вернемся на исходную. Соберись, Динка. Эти парни с карабинами идиотами не выглядят – не полезут они в скалы. Нам отход перекрыли, будут сидеть спокойненько, дожидаясь развязки. Противники – пятеро пленников базы, они уже шастают по лабиринтам. Вот с ними и сыграем в игру. Ты знаешь, в чем основное наше отличие от этих сердечных?

– Они сильнее, – совершенно правильно заметила Динка.

– Умница, – похвалил Туманов. – Однако на деле они слабее. Этим «кроликам» в жизни ничего не светит. У них мозги принадлежат другим. А нам пока светит – запомни. Ведь мозги при нас? Докажи мне обратное…

Он надеялся втихую, что каким-то обманным, хитроумным способом обойдет эту безумную пятерку и сможет спуститься к берегу. В крайнем случае почему не повторить историю с оврагом? Забиться в глухую нору, завалить себя камнями, уйти в глубокую спячку? Но обрыв не позволял спуститься. Дважды он оставлял Динку «на минуточку» и петлял угрем по камням, чтобы убедиться с досадой – не оставляет обрыв шансов с него летящему. Одно им остается – двигать на север, навстречу двум бурноводным стихиям, надеясь на чудо. Он углубился в извилистый холодный лабиринт, чутко действуя ушами: в одной руке увесистый камень, в другой жердина, отдаленно напоминающая милицейскую дубинку. Динка дышала в затылок, руку положила ему на плечо, точно слепая…

«Коридор» расширился. Где-то зашуршало. Хлынула осыпь, и один из тех, «кому не светит», спрыгнул с камня. Здоровенный такой громила, руки обезьяньи, нос турнепсом. Глаза пустые, аж жуть… Мгновенный выброс адреналина: зверь один, других нет, но «коллеги» где-то рядом, ощупывают соседние лабиринты… Присел на полусогнутые, провел пустые глаза по дуге, довел куда надо, оскалился. Выставил ручищи, изъеденные наколками. Сзади Динка исполнила какую-то сложную хореографическую композицию. Слава богу, из троих никто не заорал… Туманов швырнул камень. Некогда изображать минуту тишины, сто восемь поклонов… Увесистый ломоть смачно влепился в живот. Татуированный выпустил пар, делая исполненные мукой глаза. Туманов сбил его корпусом, но дикая боль пропорола грудину: этот мшелый орангутан вовсе не был пустотел. Он отлетел к скале, но устоял; хищно выставил обломанные когти и с утробным рычанием бросился на обидчика. Туманов отклонился, врезав дуговым по носу – костяшками пальцев. Удар способен вырубить всерьез и надолго. Но татуированный не заметил, что бугристый, изрытый сыпью «турнепс» превратился в кашу. Сцапал Туманова за грудки, впился в кожу. На свободе только локоть, им и ударил со всем прилежанием – как учили. Сам услышал – загудело у ворога в башке. Или выдумал?.. Лично Туманов от подобного удара отскочил бы на неделю. Но мелочи жизни не волновали любителя тату: он давил массой. Выстрелил камень из-под ноги. Туманов споткнулся. Оплошность чуть не стала роковой.

Оба грохнулись, причем противник оказался сверху, чему остался весьма доволен: живенько стиснул оперу горло. Он начал задыхаться, грязные ногти резали кожу, удавка стягивалась. Удары по почкам не давали эффекта – создавалось впечатление, что у противника нет почек, а все его тело – закрученный узел мышц. Откуда-то взялась Динка и принялась вести себя совсем не по-американски (есть у тамошних героинь противное качество – на помощь другу не идут, а сидят в уголке и тихо скулят). Нашла ведь где-то зазубренный камень, упала на колени и принялась лупить громиле по рукам. По башке бы лучше лупила, по башке… Но результат не замедлил: громила зарычал с утроенной яростью, оторвался от Туманова и простер к Динке окровавленную лапищу. Мгновенной паузы хватило хлебнуть воздуха. Он мощно двинул, выхлестнув энергию: в самое уязвимое место – под нос. Громила тупо замер, изливаясь кровью… и рухнул Туманову на грудь. Давясь отвращением, насилу сдерживая тошноту, он выбрался из-под туши. И обнаружил в двух шагах, в толще скал, зияющую нору. Вернее, не столько нору, как состыковку двух гигантских плит, вполне пригодную для пролаза человека. Но не успела оформиться мысль о достойном убежище, как раненый громила воспрял. Откуда эта сила нечеловеческая? Чем их «прививают»? Кровавая маска развернулась, ощерив гнилой оскал. По обломкам зубов стекала кровь. Динка вскрикнула. Картинка, м-да – не Васнецов. Злость объяла Туманова – да сколько же можно-то? Он ударил по прямой в эту ненавистную зэковскую харю. А дальше навалилось черное затмение. Об убежище забылось. Он поднялся на корточки, схватив хрипящего громилу за шиворот. Рывком подтащил к той самой трещине. Громила впился когтями в плиту. Как чувствовал недоброе. Но мента уже несло. Злость душила. Он произвел еще один рывок и погрузил громилу в щель. По самую шею. Противник замолотил ногами, да столь яростно, что огрел Туманова кирзачом по уху.

– Помоги… – прохрипел он.

Динка упала бедолаге на ноги – как на амбразуру. Тащить пришлось обоих, но это лучше, чем одного дерущегося.

– Слазь, – буркнул он, когда дыра обжала парню руки, стиснула, словно обручем, а хрипы уже были глухими, подземными. Динка послушно откатилась в сторону, свернулась калачиком. А он в одиночку завершил этот трудный физический процесс. Когда устали до омертвения руки, а бицепсы ломало, как после первого в жизни посещения спортзала, он принялся ногами утрамбовывать гориллу в дыру. Утрамбовал. Что-то хрустнуло, покатилось. Завыло, как на ведьмином шабаше. Гулкий вопль сорвался и затих.

Он поднялся на дрожащих ногах. Размял руки. Динка лежала, не меняя позы, смотрела на него со страхом: а вы, мол, батенька, ходячая совершенная отмороженность…

– Приятно с вами иметь дело, коллега, – как-то вымученно пошутил Туманов. – Не изволите ли приподняться? Боюсь, нас ожидают четверо достойных ребят. Разбросало их что-то…

– Сюда!!! – торжествующе взревело над головой.

Он вскинул голову. Начинается. Человек в развевающемся рубище стоял, держась за выступ в скале на изрядной высоте. Татуировками не обзавелся, но имелась грудь в кустистых волосах и прилично развитые мышцы живота.

Не спрыгнет, сообразил Туманов. Высоковато.

Звериный страх прорезал до такой степени, что и ватные ноги сделались пригодными для бега, и руки перестали казаться мертвыми. Они неслись, забирая в сторону Черноярки, и сами не замечали, что вгрызаются в какую-то пещерную галерею с нишами и переходами, воздух становится затхлым, свет рассеянным, а ходы – извилистыми. За спиной какое-то время звучали крики, сыпались камни, но затем смолкли. В сторону ушли. Он встал, навострив уши. Целая глыба обвалилась под боком – дьявол… Это Динка, потерявшая силы, искала, как бы прислониться. Он чертыхнулся, подхватил ее за талию, отпрянул вбок. Снова начал вслушиваться. Тишина. Занесла же нелегкая… Ветер и вода в дочеловеческие эпохи творили здесь чудеса, натворив какую-то белиберду. Скалы над головой сомкнулись, образовав что-то вроде низкого купола, вода проточила ходы, в одном из них они как раз и стояли. Метровый проход в разлохмаченном теле скалы. Впереди свет, позади – рассеянные отблески: поскольку долгая и извилистая дорога. По траверсу – черные провалы, широкие для банальных трещин, но недостаточно емкие для полноценных пещер. Зазубренные края, какие-то стылые гигантские капли, наводящие на задумчивую аналогию со сталактитами. Сверху белые, точно пенистые головные уборы, снизу «сопли» – в жилах, с прозеленью.

– Ты насчет отдохнуть не возражаешь? – неуверенно осведомился Туманов. Динка не ответила. И не могла. Он бережно приобнял ее и втиснул, благополучно теряющую сознание, – в ближайший «домик». Там внутри было тесно, как в гробу, а проход загораживала наклонная плита. На удобства попутчицы она не повлияла, он протащил Динку до упора, где камень был стылый, но гладкий, а сам устроился как на стенде для накачки бедерных мышц – сам внизу, а ноги задраны, что, с обратной стороны, имело и свои плюсы: любому, сунувшему в трещинку по незнанию любопытный нос, он легко забил бы его в череп.