Бастионы Дита
Шрифт:
Где-то далеко, у самого края горизонта, разметав серую мглу небес, поднялся столб света. Просияв всего секунду, он медленно угас, а спустя пару минут моего слуха достиг Звук, приглушенный расстоянием, но от этого не менее грозный. На сей раз трещотка на сигнальной башне молчала, и никто из стражников даже не почесался — то, что считалось бедствием для города, за пределами его стен было таким же обыденным явлением, как теплый дождик где-нибудь в центре Европы или песчаная буря в Сахаре.
— Где ты пропадаешь? — спросил Хавр, когда я наконец заставил себя перешагнуть
— Разве я обязан перед тобой отчитываться?
— Пока нет. Но тебя вновь требуют на Сходку Блюстителей.
— Чего ради? Ведь все уже, кажется, ясно.
— Осталось приставить тебя к подходящей работе. Это входит в обязанности Сходки. Я, конечно, уже внес свое предложение, но необходимо соблюсти все формальности. Это можно было обделать и без твоего присутствия, но Ирлеф опять заупрямилась. Ты говорил с ней? — Он в упор глянул на меня.
— Говорил, — лгать ему я не собирался.
— Можно узнать, о чем?
— Обо всем. Но главным образом о том, как мне выбраться из города. Я рассчитывал на ее помощь.
— Ну и что она?
— Отказалась.
— Иначе и быть не могло. О чем еще шла речь?
— Ни о чем таком, что может повредить тебе. Ирлеф и так весьма невысокого мнения о тебе. Даже при желании я не смог бы добавить ей ничего нового.
— И все же ты зря связался с ней. Будь осторожен, она ненавидит всех, кто родился за пределами городских стен. В каждом из них она видит скрытого перевертня. Откровенничать с ней опасно. Когда спохватишься, будет поздно.
— Большего зла, чем ты, мне здесь уже вряд ли кто сможет причинить.
— Пойми, тогда ты был чужаком. А обмануть чужака у нас не считается грехом.
— Хочешь сказать, что теперь, когда я стал полноправным горожанином, ты будешь всегда справедлив и честен по отношению ко мне?
— В той мере, в какой это не противоречит благу города. Есть немало тайн, которые я не могу доверить даже Сходке, а не то что тебе. Каждый должен знать не больше того, что ему положено.
— Боюсь, когда-нибудь эти тайны погубят тебя.
— А тебя погубит откровенность. На Сходке старайся помалкивать. Если будет нужно, я сам скажу за тебя.
Дел у Блюстителей накопилось невпроворот, и мне пришлось дожидаться своей очереди довольно долго. А когда я наконец предстал перед Сходкой, рожи у всех были такие, словно они видели меня в первый раз. Подлые лицемеры! Недаром в аду таких, как они, распинают кольями поперек торной тропы, дабы всякий проходящий мог топтать их тела.
Какой-то хлюпик, секретарь или делопроизводитель, покопавшись в стопке овальных желтоватых листов (это и в самом деле были листья какого-то дерева — высушенные и провяленные особым образом, они приобретали все качества хорошего ватмана), кратко изложил мою историю, переврав все, что только было возможно. Про Изнанку не упоминалось вовсе, а то, как я попал сюда, понять было уже совершенно невозможно. В конце сообщалось, что в виде исключения я удостоен статуса полноправного горожанина. Сходке предлагалось приставить меня к работе, выполняя которую я мог бы принести городу наибольшее
Первым высказался Хавр:
— Свои мотивы я недавно изложил здесь. Могу кратко повторить их. Потомственного горожанина за пределами стен распознать так же легко, как отличить воду от травила. Для успешных действий в Заоколье нужны люди необычные, похожие на перевертней. Вот как он, — Хавр указал на меня. — Кроме того, я совершенно не понимаю, чем могли бы пригодиться незаурядные способности этого человека Блюстителю Заветов. Пятки ей, что ли, чесать?
Ирлеф пропустила эту скабрезность мимо ушей и привела следующие доводы:
— Он разбирается в Заветах не лучше новорожденного. А человеку, нестойкому в убеждениях, нельзя доверить столь важное дело, как защита интересов города в Заоколье. Сначала Заветы должны войти в его плоть и кровь. Я позабочусь об этом.
— Никто не хочет что-либо добавить? — спросил секретарь.
Никто не хотел. Дело на этот раз было рутинное, а за дверью ожидала толпа челобитчиков. Проголосовали, но уже без битья посуды, а простым кивком головы. Хавр выиграл меня со счетом шесть к одному. Секретарь, объявивший это, еще не успел рта закрыть, как Ирлеф вновь попросила слова.
— Я по-прежнему претендую на этого человека. Но теперь в качестве мужа.
— Разве ты одинока? — деланно удивился Блюститель Бастионов.
— Уже довольно продолжительное время.
— Но на это сначала требуется согласие твоего прежнего мужа. Что ты скажешь, Хавр?
— Дайте подумать, — по лицу Хавра было видно, что он лихорадочно просчитывает в уме все возможные последствия маневра Ирлеф. Наконец он принял решение. — Не возражаю. Всем известно, что для изучения Заветов нет более удобного места, чем общее ложе.
— Остается проверить, нет ли иных претенденток на этого мужчину. — Секретарь вновь зашуршал своими листами. — Нет. Сходка может принять решение.
Решение оказалось единогласным — быть посему! Моим мнением никто даже не поинтересовался. Таким образом сразу двое Блюстителей разделили меня между собой. Знать бы только, в какой пропорции.
Уже на следующий день мне предписывалось поступить под начало Хавра, но еще до этого следовало перебраться в жилье Ирлеф.
Ее комната отличалась от комнаты Хавра не больше, чем две соседние тюремные камеры, разве что была почище.
— Зачем ты это сделала? — спросил я.
— У нас каждая одинокая женщина может предъявить права на любого одинокого мужчину. И наоборот.
— Права ваши меня не касаются. Почему ты выбрала именно меня?
— А ты не догадываешься?
— Желаю услышать ответ от тебя.
— Я действительно хочу просветить тебя в Заветах. Хочу уберечь от влияния Хавра. Хочу из врага превратить в союзника.
— Но муж и жена — это что-то совсем другое.
— В Изнанке, может быть, и другое. А у нас муж и жена в первую очередь — союзники. Если враг ворвется в город, мы должны плечом к плечу сражаться у порога нашего дома.