Батальон крови

Лиходед Виталий Григорьевич

Время полетело, и сейчас он просил свои любимые часы немного задержать его. Он думал, что бы придумать в случае опоздания, но никак не мог опомниться. Ноги словно чужие несли его куда-то на правый фланг.

— Так землянка. Дальше еще одна, — путаясь в темноте, говорил он. Гриша бежал рядом с окопом и смотрел, куда он ведет. Где-то кто-то что-то говорил, какие-то солдаты сидели, собравшись в кучку. Он пробежал, мимо стараясь не обращать на это внимание. Кто-то высунулся из окопа и, крикнув, спросил:

— Эй, ты кто? Куда?

Но

Гриша продолжал свое движение к первому в жизни свиданию. Увидев, недорытые окопы он остановился и заметил в стороне недоделанную землянку. Спрыгнул в нее и уткнулся ногами в бревенчатую лавку. Сел и осмотрелся.

— Вроде никого еще, не пришла, — вслух произнес боец.

— Отдышись. Что, еле смылся? — услышал он голос лейтенанта Титовой.

Он разговаривал с ней сегодня и этот звенящий ручеек, не спутал бы ни с каким другим голосом. Гриша связист, с тренированным слухом, умеющий принимать до ста двадцати букв Азбуки Морзе в минуту, засомневался.

— Кто здесь?

— Это я, не бойся.

— Таня?

— Да.

— А где вы, я вас не вижу.

— И не нужно. Так лучше, а то узнаешь меня, кто-то это заметит, и ты сразу загремишь в штрафбат.

— Да не боюсь я твоего полковника!

— А ты думаешь в штрафбате трусы? Там знаешь, какие люди? Бывшие офицеры, видевшие все в жизни. Только тебе туда не надо. Что мешает? Темнота? По-другому никак. Или я уйду.

— Нет, не уходи. Я согласен. Мне темнота не помеха. Не хочешь, чтобы я тебя видел и не надо, главное, что ты пришла и хочешь, чтобы я был рядом.

— Да хочу. Иди сюда ближе.

Григорий аккуратно привстал и на ощупь стал пробираться вдоль лавки в полной темноте. Дотронувшись до ноги, он одернул руку и, нащупав бревна лавки сел на них.

— Иди ближе, — шепотом произнесла девушка.

Гриша подвинулся. Две руки из темноты прижали его к горячему телу. Григорий почувствовал, как оно дрожит.

— Что с тобой? — спросил он.

— Ничего. Можно я тебя поцелую, — прошептала Таня.

— Можно, — ответил солдат, и подумал. — Так сразу — надо же?

Таня прижалась ближе и уткнулась в темноте носом в его щеку. Грише стало смешно, но он сдержал, спрятал свой смех. Хорошая девушка с нежным и красивым голосом открылась ему.

— Потом, потом, узнаю, почему так сразу, потом, — подумал он и, закрыв глаза, повернул лицо и прикоснулся губами к ее губам.

Поцелуй был долгим и жадным. Она не могла насладиться, удовлетворить проснувшуюся в ней жажду любви, а он делал это впервые и Григорию нравился этот поцелуй и те ощущения, что сопровождали его. Он обнял Таню за талию и, хлебнув глоток воздуха, как-то так получилось, что он поцеловал ее в шею. Девушка, встряхнув волосы, опомнилась.

— Все, стой. Уходи!

— Что случилось?

— Нет, ничего, просто уходи и все.

— Не уйду, — обиженно ответил Гриша.

— Ты только ничего не думай.

— А я и не думаю. Сама тень на плетень наводишь.

—

Гриша, не обижайся. Я когда тебя увидела, внутри что-то заболело, затянуло, да так, что дышать невозможно. Утро, вечер, день… все время о тебе думаю. Стоишь перед глазами. А когда вы высоту брали, я не боялась. Верила, что ты не погибнешь. Почему-то чувствовала это и была спокойной.

— Правильно. Ты верь и все будет хорошо. Вот мне бы в глаза твои посмотреть?

— Зачем?

— Какие они у тебя?

— Карие.

— А у меня знаешь какие?

— Знаю! Голубые. Я все знаю: и улыбку, и ямочки на щеках, и глаза.

— В общем, срубил я тебя, с первого взгляда. А ведь так нечестно. Я тоже что-то в душе чувствую. Мне нравиться твой голос, волосы. Какие они шелковые, — Григорий провел пальцами по волосам девушки, и добавил, — мне плевать на твоего полковника. Я увидеть тебя хочу!

Таня прижалась к его плечу и заревела:

— Дура я! Дура!

— Да ладно тебе.

— Нет, дура я и все.

— Конечно, дура. Не хочешь, чтобы я на тебя посмотрел, — пошутил Гриша.

— На Титову смотри. Нас, на дню, раз двадцать путают, когда я к ним прихожу.

— Что, так похожи?

— Да.

— Ну ладно, буду ей любоваться, а с тобой встречаться.

— Правда, будешь?

— Правда. Не обману, не бойся.

Девушка снова поцеловала его и как-то по-другому, без опаски прижалась к солдату. Он почувствовал ее грудь, обнял за талию и погладил по плечу.

— Давай сегодня просто поговорим.

— Давай, — согласился Гриша, чувствуя, что нужно бороться с пылающим внутри него желанием.

— Ты мне скажи, ты в каком взводе? Спецсвязь?

— Нет. Не спрашивай. В спецсвязи все зашифрованные. Там девушки только молчать и умеют.

— А откуда ты? Почему на связь выходишь?

— Да я из соседнего полка. Только ты про меня не расспрашивай. Все равно никто не скажет. Нам меняться нельзя. Понял?

— Да.

— Значит, Оля рыжая тебя знает.

— Конечно, я же ее и меняла.

— А такое лицо сделала. Ей бы в разведке работать.

— Она там и работает. С ребятами за линию фронта три раза ходила.

— Ничего себе. Что и языков приводили?

— Конечно. У нее медаль «За отвагу» видел?

— Да. Я еще подумал: надо же заслужила. А что с Титовой? Почему ее все бояться? Какой-то меченной считают?

— Я тебе расскажу то, что весь фронт знает. Сначала у нее был, парень через месяц погиб. Она плакала, болела. Потом офицер появился — тоже погиб быстро. Затем, еще один, еще и все словно приговоренные через месяц. Стоит девке влюбиться — все, приговорила парня. А однажды, к нам перевели майора. Он такой гад оказался, двух девчонок посадил. Одну чуть до расстрела не довел. Ее вообще в лагерь отправили. И главное, ни за что. Ну ошибся человек, не тот знак на ключе отбил — бывает. Все по двое, трое суток не спят, особенно когда наступление.