Батальон крови
Шрифт:
— Ты, мил человек, не горячись, — вступился дед-водитель. — Глянь, у него вся рация пулями побита. Ребята после боя, они как вы по тылам не шатаются.
— Ну ладно, прыгайте. А в поселке куда? — спросил лейтенант.
— К дому связисток, за новой рацией.
— А потом опять на передовую?
— Да.
— А челюсть что синяя?
— Так рукопашная ж была, — ответил Григорий.
— Да, ну давай я вас и туда и обратно до взятых немецких позиций. Хотите? Пока я добрый и время
— Конечно, хотим. Выручите здорово, а то немного устали, а нам еще батальон догонять.
— Прыгайте, поехали, — крикнул им лейтенант.
— Эх, — вздохнул дед. — Совсем мальчишки, а уже в рукопашной были и выжили же. Значит, добьем немца, никуда он не денется, раз такие мальчишки воевать умеют.
Машина быстро доехала до поселка и остановилась у дома радисток.
— Оля, — окликнул Григорий знакомую радистку. — Позови Титову.
— Да, сейчас, — ответила девушка. Через секунду Титова выскочила из дома.
— Товарищ лейтенант, опять рацию прострелили.
— Ну что ж, бывает.
— Да, бывает и очень часто. Комбат попросил три взять. Сколько дадите?
— Сколько нужно. Оля, принеси рации, — обратилась Титова к девушке.
— Да, вон сейчас Федор поможет.
Солдат ловко спрыгнул на землю и, сбегав в дом, вынес сначала две, а затем еще одну рации.
— Мою в ремонт возьмете? — спросил Григорий.
— Оставляй, — ответила Титова. Григорий подал из кузова рацию, Федор отнес ее в дом и, вернувшись, шустро залез в кузов. Паров постучал по кабине ладошкой и крикнул:
— Давай, батя, погнали обратно! Григорий посмотрел на Титову, и увидел, как у девушки по щеке скатилась слеза. Но на мгновение слезинка застыла на щеке и напомнила ему родинку Тани. Чья-то невидимая рука схватила сердце солдата и сжала его изо всех сил. Григорий вздохнул, вытерпел боль и, опустив голову, подумал:
— Хорошая она девушка. Верю, ей еще повезет. Вон ребят сколько хороших вокруг. А верить в приметы нельзя, хотя все говорят, надо.
Машина съехала с дороги в поле.
— Стой, — закричал Григорий. — Не пойму, Березкина, что ли. Юль — ты?
— Да я, я. Кто же еще. Видишь, солдата нашла, живой еще.
Бойцы спрыгнули с машины, и Гриша обратился к лейтенанту:
— До батальона сами дойдем. Вы раненого в госпиталь отвезите, а то она на себе его так и будет тащить, никому помогать не разрешит — упрямая, я ее знаю. А на машине вы быстро туда доедете. Человека спасете.
— Давай, грузи, — согласился офицер.
Солдаты отстегнули задний борт, положили раненого, подсадили Юльку Березкину, забрали рации и еще минуту смотрели в след уезжающей машине.
— Ладно, пошли. Каждый по рации берет. Комбат сказал, чтобы мы ночью прибыли. Идти далеко, а
Солдаты прошли позиции, ДОТы и подошли к домам. Григорий вспомнил, как у этих домов гуляли немцы. Совсем недавно, в разведке он видел их, и слышал, как они смеются. Теперь эта земля молчала. Дома были разрушены, люди покинули их: кто-то ушел, остальные погибли.
«Эти немцы были врагами, но они оставались людьми и тоже хотели жить в счастье. Почему же мы убиваем друг друга? Неужели целый народ должен страдать из-за одного Гитлера?» — думал Григорий. Паров и Федор шли молча. Но неожиданно Федор спросил:
— Гриш, а ты помнишь свой первый бой?
— Конечно. Мы высоту брали.
— Ну и как?
— Взяли. «Катюши» помогли.
— «Катюши»? Ни разу не видел.
— А что ты, вообще, на фронте видел?
— Ничего. Вот первый раз сегодня был. Добежал до окопа, спрыгнул, а там одни трупы. Пока опомнился, все и кончилось.
— Молодец, если в первом бою сам добежал.
— Нет. Ротный Ваня пинка дал и наорал. Я его испугался. Он сказал, что расстреляет как труса и дезертира.
— Не боись. Все через это проходят. Мне тоже в первом бою старшина в ухо засветил.
— Любит тебя старшина. Часто оплеухами награждает, — произнес Паров.
— Он воевать умеет и знает, когда и как поступить. От самого Сталинграда сюда пришел. Таких, как он, очень мало, но они есть и помогают выжить.
— Я вот не боялся умереть и просто бежал, — ответил учитель.
— Бежал, — возмутился Гриша. — Я слышал, что о тебе старшина сказал. Так, в землю для вида стрелял. Так только предатели поступают.
— Послушайте, молодой человек! Я не позволю так меня оскорблять. Я пришел Родину защищать — и я не предатель.
— Да! — со злостью произнес Григорий. — А ты понимаешь, что значит твой автомат. Если бы ты стрелял во врага и твоя пуля убила бы хоть одного фрица, этот немец не смог бы убить наших — не успел бы, потому что ты бы его убил. А он, наверно, стрелял из окопа и убивал тех, кто с тобой табачком делился.
— А я-то причем? — дрожащим голосом спросил Паров. Он немного опешил от такого грубого и резкого обвинения.
— Как причем? Ты что, не понял? Если бы каждый в землю стрелял, нас бы всех, как зайцев, в поле положили, но кто-то стрелял во врага и не давал ему убить тебя. И этот кто-то, к примеру, погиб. А ты мог сохранить ему жизнь, если бы выстрелил не в землю, а во врага.
— Гринь, дай я ему морду набью, умнику этому, — возмутившись, попросил Федор. Он бы сделал это, и Григорий увидел, как горят ненавистью его глаза. Но Гриша поступил иначе.
— Ты первый раз в бой пошел? — спросил он Парова.