Батальон крови

Лиходед Виталий Григорьевич

— Понятно. А ты слышал. Пленные завод еще в конце января взорвали.

— Нет. И что, спаслись?

— Да вышли оттуда, захватив оружие. Но их всех в тыл отправили и, самое смешное, их тайная парторганизация утверждает, что за рацией посылали русского парня. Он хорошо знал немецкий. Никакого англичанина среди них вообще не было. Вот так.

— Ну и ладно, забыли. А в Кенигсберге, как? После того как меня увезли, бой был тяжелый?

— Да. Утром девятого апреля немцы из гарнизона крепости опять решили прорваться. Но мы и солдаты 43-й армии остановили их.

— А потом что? Как командиром полка стали?

— Батальон расформировали. Жору отправили в штаб, он же грузин. Саленко ранили,

увези в госпиталь, остался один снайпер-сибиряк и человек двадцать сопляков. Их Замятин в свой полк зачислил.

— К «гавнюкам», что ли?

— Да. Меня назначили командиром одного из полков 43-й армии. Генерал остался доволен тем, что мы станцию удержали. Да и Палыч ему на ушко небось шепнул. Сам-то не мог повысить, так соседа попросил. А потом мы пошли на саму крепость. Бомбили их долго: и морячки, и все армейские орудия и танки. Девятого, на следующий день, после того, как немцы еще раз прорваться не смогли, они вернулись в крепость. Но сам понимаешь, такой обстрел. К вечеру б от крепости ничего бы не осталось. В общем, они поняли это и сдались, но на побежденных и несчастных эти фашисты не были похожи. Представляешь, в крепости были одни солдаты! Ни одного офицера! Ими никто не командовал, они сами дрались за свою землю. Вот спрашивается, какого они на Русь полезли? Вроде посмотреть со стороны, попадаются настоящие солдаты. Помнишь того фрица, что Егор застрелил?

— Конечно.

— Вот и в крепости все такие были. Их даже отдельно от остальных пленных держали. Командование побоялось, что они бунт подымут и попытаются к Берлину уйти. Но ничего, все обошлось. Правда, в лесах еще остались отдельные группы СС. Будем ловить, кто не пожелает сдаться — добьем. Так что повоевать еще придется, хотя и не очень хочется. Ну, давай за Победу! По глотку!

— Давай.

Они выпили, Киселев достал шоколадку, закусили, и Гриша, посмотрев на него, хотел спросить, но промолчал.

— Знаю, хочешь о Титовой узнать? — неожиданно ответил полковник.

— Я все знаю. Юлька приходила. Рассказала.

— Да. Вот такие брат, дела. Видишь, как ее смерть нашла. Войну вы обманули, смерть презирали, а она отомстила. Тебя в том домике спасла, а ее в захваченном городе, где врага уже не было — достала.

— Товарищ полковник. Вы знали что Таня и Титова — одна и та же женщина.

— Конечно. А чего ты думаешь, я на Новый год тебя просил потанцевать с ней, не стесняться и не бояться. Я же тебе кричал — присмотрись, не гони ее — Титову-то.

— Да, а я слепой был, не могу видеть. Все больше мечтал в башке своей.

— Понимаю. Я поначалу невзлюбил ее. Она действительно долго меченой ходила. Многие погибли, но может, она была и не причем — так судьба сложилась. А я еще огня ей в душу подливал, но когда увидел, что не врет она — честно тебя любит — изменил мнение. Ты рации простреленные из разведки приносил и всегда возвращался, доказывал, что сильнее всех этих предрассудков. И она в тебя верила. Смерть ты обманул, а она, видать, не смогла, где-то засомневалась. Хотя, как сейчас говорить? На войне судьба меняется у людей. Одному суждено в первый день погибнуть, а другому идти за своей пулей сотни верст. Давай помянем ее.

Они молча выпили из фляжки спирту, закурили и долго молчали.

— Ладно, ты давай поправляйся и ко мне. Понял?

— Так точно.

— Еще повоюем. Очистим эту землю от тех, кто спрятался, затаился, решил отомстить. А там, глядишь, на Дальний Восток махнем. Говорят, война с Японией будет. Так что вот, не расслабляйся, наша битва еще не закончилась.

Киселев попрощался и уехал на своем джипе, а Григорий вернулся в госпиталь помогать врачам. Он почувствовал новый прилив сил и в этот же день пошел к главврачу проситься,

чтобы его отпустили.

Через две недели рядового Михайлова выписали и направили служить в 10-й Отдельный разведывательный авиационный полк в должности радиста. Григорий написал рапорт командиру о переводе его в полк Киселева. Сначала командир летного разведполка с недовольством принял его рапорт, но Григорий рассказал ему, как за последние полгода их батальон несколько раз погибал и рождался заново. Лишь они: радист, комбат, да санитарка Березкина выжили. Он объяснил, что ничего не имеет против авиаполка и даже рад надеть пропеллеры на погоны, но здесь было другое. Их связывали воспоминания о погибших товарищах и преданная друг другу мужская дружба. Ни Киселев, ни радист Михайлов, никогда бы не предали друг друга. Их верность закалилась в боях, они выстояли назло войне и смерти.

Командир летного полка пообещал помочь, но через два дня вызвал Григория и рассказал, что полковник Киселев погиб. Он нарвался на засаду, устроенную остатками отдельного диверсионного отряда СС в пригороде Кенигсберга. В этом районе накануне прочесали весь лес. Никто не мог понять, откуда пришел этот отряд. Видимо, война решила достать героя Киселева, и послала к нему людей, которые смогли пройти через посты и ограждения Красной армии и выполнить ее негласный приказ.

Новый удар выбил солдата из нормального ритма службы. Командир разведполка разрешил Григорию напиться, даже приказал выдать ему спирта, но радист не стал получать его. Он просто молчал неделю, боролся с болью внутри себя.

В начале июня Гриша попрощался с Юлькой. Она уехала с медэшелоном. Решила поступать в медицинский институт. Стала гражданской и через год прислала письмо о том, что выходит замуж. Григорий в последний раз ответил ей и пожелал счастья. Вспомнить о ее смешном прозвище — Пипетка — кроме Георгия, некому уже было помнить о нем… Она, наверное, и не понимала, когда в каждом бою, не боясь смерти, вытаскивала раненых. Она, уж точно, в смерть не верила, мечтала о счастливой послевоенной жизни. Искренне верила в Жизнь и Победу и дождалась их. Эта вера спасла ее. Курносая девочка Юлька стала для Григория примером того, как нужно побеждать в себе сомнения и ту — военную трусость, которой стесняться не надо. Рядовой Михайлов забрал свой рапорт о переводе и остался служить в авиаполку. Командир, зная, что он был разведчиком, стал поручать Григорию особые задания. Мысли о комбате еще долго не покидали радиста. Он не понимал, почему смерть победила Киселева? Где он дал слабину? В чем засомневался? Возможно, никаких сомнений не было, просто у Киселева была своя фронтовая судьба, от которой не убежишь и не спрячешься. А цена Победы как раз и складывалась из жизней вот таких настоящих людей.

Вспомнив слова комбата, Григорий решил выполнить его пожелание и поступить в военно-политическое училище, но до этого прослужил в армии еще семь лет. Стал сержантом, затем старшиной. Получил медали «За отвагу», «За взятие Кенигсберга», «За победу над Германией» и еще множество наград. Через семь лет все-таки поступил в Рижское политическое училище. По окончании его, в звании лейтенанта и был распределен на Дальний Восток.

Закончил воинскую службу Григорий в звании капитана, попал под сокращение в 1960-м году. После этого до последнего дня жизни работал в школе учителем начальной военной подготовки, обучал мальчишек ратному делу, мужеству, бесстрашию. Всему тому, чему сам научился на этой великой и страшной войне. Ему-то с учителями повезло: он часто вспоминал Федорчука из «учебки», комбата Киселева, своих однополчан, выживших и тех, кто навечно остался лежать в земле под Кенигсбергом. Часто вспоминал Таню Титову, свою любовь, так безжалостно у него отнятую.