Батареи Магнусхольма
Шрифт:
Уговорившись с Лабрюйером о следующей встрече, желательно там, где можно за рюмкой хорошего вина вспомнить бурную молодость, Янтовский отправился в немецкий театр — ловить своего жулика. А Лабрюйер затосковал — он бы охотнее всего пошел с Янтовским. Как будто мало ему было суеты вокруг покойных собачек…
На следующий день он сидел в лаборатории, под руководством Каролины и в свете красного фонаря учился делать художественные снимки, для чего махал руками над фотографической бумагой, высветляя таким образом на ней нужные места. Ян, дежуривший в салоне, прислал Пичу —
— Твою красавицу никто не опознал, — сказал ему Линдер. — Видимо, гастролеры прибыли издалека. Ты говорил, что они вовлекли в свои затеи какого-то офицера. Ты с ним знаком?
— Знаком. Это капитан Адамсон.
— Можешь с ним встретиться по-приятельски? Вдруг что-то нужное брякнет?
— Ты взялся за это дело?
— Потому и телефонирую. Из Варшавы предупредили — нужно ждать гостей. Так, может, это они и есть. Адамсон знает, что ты ушел из полиции?
— Когда мы познакомились, я уже не был в полиции.
— Это хорошо! Если Красницкий завел игру во «Франкфурте-на-Майне», то Адамсон непременно должен там бывать. Так ты заглядывай, ужинай там, что ли…
— Это тебе дорого обойдется, Линдер.
— Готов служить, Гроссмайстер!
Лабрюйер вернулся в лабораторию и обрадовал Каролину — ей опять предстоит ужин в ресторане.
— Но что же я надену? — спросила Каролина. Лабрюйер ушам своим не поверил — эмансипэ превращалось в женщину!
Пичу послали за матерью. Госпожа Круминь прибежала на зов и обещала отвести Каролину в лавку, где продаются недорогие и отменно сшитые блузки, очень приличные, без бантов величиной с лошадиный хомут.
Отправив фотографессу в лавку, Лабрюйер посидел немного в салоне, выдавая заказы. Потом он сходил домой — переодеться к ужину. В подъезде ему попалась фрау Вальдорф, груженная большой корзиной. Лабрюйер внес корзину на второй этаж.
— Чашечку кофе? — предложила фрау.
— Благодарю, но спешу. Пришел домой только переодеться к ужину.
— Герр Гроссмайстер ужинает в приличном заведении?
— Да, в ресторане «Франкфурт-на-Майне».
— Я ни разу там не была… — запечалилась фрау. — Мой супруг не понимает светского тона…
— Если фрау позволит, я охотно приглашу ее поужинать. И фрейлен Ирму также.
Эта мысль Лабрюйеру понравилась — мужчина, который приводит с собой в ресторан двух благопристойных рижских дам, одетых соответственно, и одну не слишком благопристойную, менее всего похож на полицейского, ведущего следствие о мошенниках.
Ему повезло — в ресторане он обнаружил капитана Адамсона и постарался попасться ему на глаза. Адамсон страшно удивился, увидев пьянчужку из церковного хора в прекрасно пошитом костюме, с сытой, даже чересчур сытой физиономией.
— А я вас тут уже видел пару дней назад, — сказал Лабрюйер. — Любопытно получается — когда мы в последний раз виделись, ни вы, ни я не могли мечтать о постоянных ужинах во «Франкфурте-на-Майне». А вот как вышло — вы уже капитан, я — владелец солидного заведения. Заходите ко мне, я велю сделать ваши карточки. У меня не фотограф, а, можете
Пока Красницкие еще не пришли, можно было запустить в Адамсона когти поглубже, и тут Лабрюйер возлагал большие надежды не на Каролину, а на фрау Вальдорф. Ей непременно должен был понравиться офицер в мундире. Фрау действительно очень обрадовалась и принялась щебетать, что у нее получалось даже трогательно. Фрейлен Ирма хмуро смотрела на скатерть. Лабрюйер подумал, что брачные затеи родственницы ей, наверно, порядком надоели.
Попросив позволения у дам, Лабрюйер и Адамсон вышли минут на десять в курительную комнату.
Лабрюйер спросил о Красницком — якобы он где-то видел этого господина, и не хозяин ли он лесопилки? Естественно, оказалось, что лесопилки у мошенника нет, зато есть очаровательная супруга, и она-то, кажется, лишила бедного Адамсона рассудка.
— Знаете, господин Гроссмайстер, это очень милая пара, — сказал Адамсон. — Дама… ну, вы ее видели и понимаете, дама — ах!
Он прикоснулся воздушным поцелуем к кончикам пальцев и причмокнул, что в переводе на обычный язык означало «Конфетка, так бы и съел!»
— Да, прелестная дамочка, — согласился Лабрюйер. — Но наверняка нос задирает.
— Задирает… — Адамсон вздохнул. — Но у нее с супругом нелады. Вроде при чужих не сорятся, а видно — любовь давно кончилась. А я — я, можно сказать, старый чудак… Увидел — и ни о чем другом думать не могу. Вот я и думаю — если к ней, к этой Наташеньке, с лаской, с пониманием, так не выйдет ли чего хорошего?
— Вряд ли выйдет! — внезапно рассердившись, возразил Лабрюйер. — Муженек не допустит. Он не дурак.
— Не дурак. Но он бешеный картежник.
Лабрюйер насторожился.
— И что, играет по большой?
— Когда как. Но если он за столом с картами, жена может хоть тут же, в гостиной, на кушетке… не заметит! Прямо разум теряет, когда играет. Потому постоянно в проигрыше. Вот взять хотя бы меня — я сам у него выиграл пятьдесят пять рублей, потом еще сорок.
— Ага… — прошептал Лабрюйер. Красницкий и точно был мошенником — заманивал простаков, сперва поддаваясь им и проигрывая сравнительно небольшие суммы. Но на кой черт ему было заманивать Адамсона?
Ответ мог быть только один.
— Так вы вдвоем, что ли, играли? — спросил Лабрюйер.
— Упаси Боже! Я пригласил Шварца, помните поручика Шварца? Еще приходил один господин, кажется, родственник Наташеньки. И еще были господа…
— И он всем проигрывал?
— Нет, пару раз выиграл… да вы что, Гроссмайстер! Он честно играет. Он не шулер, просто натура такая — не может без игры.
Вот и прояснилось дело, подумал Лабрюйер, Адамсон для Красницкого — ширма, все видят, что он проигрывает деньги капитану Адамсону, и проникаются доверием к чудаку. Любопытно, кто приходит во «Франкфурт-на-Майне» ради игры, а кто садится за карточный стол, чтобы подобраться поближе к прекрасной госпоже Красницкой? Иоанна д’Арк, как же! Обычная приманка, ходячая ловушка для простаков!