Байки Дыма

Штайн Лита

– Понимаю, – угрюмо отозвался отмычка и уставился в одну точку, сосредоточенно изучая собственные мысли.

– А я ведь по его душу сюда приперся, – внезапно признался он.

– И что же? – полюбопытствовал Дым. – Разборки учинять задумал? Так это ты зря. Сокол наш тебе башку отстрелит и не поморщится. Или слепым псам скормит, дабы разнообразить скудный собачий рацион.

– Верю. И никаких разборок учинять не буду. Не хочу быть хуже животного, Дым. И он не хочет, потому за башку свою мне опасаться нечего. Поговорить

мы с ним поговорим, но по-человечески. А потом я на большую землю вернусь. Если не сгину по пути случайно.

Отмычка вышел и вернулся лишь спустя пару часов.

– Пойду я, Дым, восвояси. Тут мне больше делать нечего.

– А на большой земле что скажешь? – полюбопытствовал бармен.

– Скажу, сгинул Ваня в Зоне. Пусть себе живет тут спокойно, негоже это – хорошего человека дергать.

– Не боишься, что желающие проверить найдутся?

– Как найдутся, так и переведутся, – хмыкнул парень. – Там, знаешь ли, мало охотников без особой нужды в Зону лезть.

Немного погодя вернулся и Сокол.

– Пообщались? – спросил Дым.

– Пообщались. Правильный оказался малый, даже бить не пришлось, – хмыкнул сталкер. – Сам все понял.

– Побольше бы таких понятливых, – проворчал Дым. – Ты мне про Андрюху-то расскажи, будь добр.

– Снится он мне, Дым, – после долгих размышлений поделился Сокол. – Советы дает небезынтересные, подсказывает иногда, куда лучше не соваться. Видать, даже с того света меня бережет Андрюха. А уж про Белую и говорить нечего. До сих пор связь держим исправно. Так что как было у меня ангела-хранителя, так два и осталось.

– Повезло тебе, брат, – заметил Дым. – Сильно повезло, коли такие у тебя хранители. Значит, заслужил.

– Скажи еще, что Зона меня любит, коли таких хранителей отрядила, – хмыкнул сталкер.

– Любит, Ваня, любит. Можешь не сомневаться, – отозвался бармен.

Сокол с нескрываемым интересом покосился на бармена, но промолчал.

Художник

– Хохот, падла, ты кого приволок? – вполголоса прошипел Дым.

– Художника, – с видом довольного жизнью мартовского кота ответил сталкер.

– Хуежника! – огрызнулся Дым. – Нам только юных дарований тут не хватало для полного счастья.

– Да ладно тебе, дядь. Ты чего так взъелся-то?

– Скажи мне честно, Леша, ты дебил? – пристально глядя Хохоту в глаза, поинтересовался бармен. – Этот твой художник хоть представляет, с какого конца за нож держаться? Про технические сложности вроде пистолета я вообще молчу. Столь заумные технологии возвышенному творческому разуму уж точно неподвластны. Прям вот даже оскорбительны для ранимой натуры. А уж мутанты, аномалии и прочие мародеры вообще где-то за гранью его тонкого восприятия должны быть.

– Чего сразу дебил-то? – возмутился Хохот.

– А того,

что я тебя не узнаю. Вот если б ты его убил, обшмонал и цинично притащил мне его кишки в качестве трофея, я б не переживал совершенно. Вместо этого ты с довольной рожей притаскиваешь восторженное дарование сюда и считаешь, будто так и надо. Что он делать будет в Зоне? С кровососов портреты рисовать или вдохновения искать в ближайшей «жарке»?

– Так, может, его к контролеру отправить? – хохотнул сталкер. – Вот вдохновения у парня будет. На всю оставшуюся хватит.

– Точно дебил, – вздохнул Дым. – Смотреть за ним ты будешь? Сдохнет он тут, Леша. Не перенесет его возвышенная натура суровых реалий Зоны. Вся тонкая душевная организация в первой же передряге рухнет.

Удивительно, как его военные на кордоне не грохнули?

– Не грохнули, – подтвердил Хохот. – Интересно им, видишь ли, стало.

– Не удивлюсь, если они втихую ставки делают, сколько он проживет и далеко ли успеет зайти, – проворчал Дым, рассматривая художника.

Тот же, в свою очередь, беспокойно вертел головой по сторонам, жадно изучая непривычную для себя обстановку.

– На твоей совести будет, Хохот.

– Да ничего ему не сделается, – отмахнулся сталкер. – Это он только с виду весь такой возвышенный, а на деле нормальный парень, не хуже прочих. Даже подготовка кое-какая имеется. И с головой у него нормально вроде, не совсем он от мира оторванный. Не помрет, если дурака валять не станет. Да если Зона иначе не решит.

– Дело хозяйское, – фыркнул Дым. – Труп его мне потом не приноси. Места за баром для таких не напасешься.

***

Весть о Художнике разлетелась по Зоне со скоростью кометы, и вот уже на протяжении полугода Дым регулярно выслушивал истории о его многочисленных похождениях.

– А ты говорил, сдохнет он! – распинался Хохот. – Дебилом обзывался зачем-то. Так гляди, живой наш Художник. Монстру по памяти рисует, да так реалистично, что от живой не отличишь. Выдел бы ты, Дым, как этот чудак рисует. Одним словом, талант. Да и приноровился он к местным порядкам быстро, аномалии распознавать и прочие опасности научился, знакомствами всякими нужными оброс.

– Не сглазь только, – пожал плечами Дым. – Коль живой, хорошо. Глядишь, нагуляется, на большую землю вернется. Выставку себе организует или еще чего.

– Да что ему сделается, – в который раз отмахнулся Хохот. – Художники, они ж, хоть и ранимые да впечатлительные, но живучие. Не хуже нас с тобой.

***

Хохот вернулся несколько недель спустя, мрачный, как небо перед самой грозой.

Молча поставил перед Дымом рюкзак.

Одного взгляда хватило, чтобы опознать рюкзак Художника.