Байки кремлевского диггера
Шрифт:
Не исказив в своей ташкентской статье ни одного из перечисленных фактов, я просто навела на них крупную лупу. В результате интертекстуально вышло так, будто Сергея Приходько вот-вот уволят.
Внешний курс, который отечественный МИД при посредничестве Приходько предложил Путину в первые месяцы его президентства, действительно приносил президенту один провал за другим. В этом курсе не было ровно никаких осмысленных идей, а лишь один-единственный, доставшийся в наследство еще с коммунистических времен, дешевый приемчик: шантажировать Запад своей дружбой с одиозными режимами.
Но в 2000-м, после президентских выборов, путинская дипломатия все еще представляла собой нехитрую советскую эпическую статую Фак Западу. Первой же страной, которую Путин демонстративно посетил сразу же после своего избрания президентом, стала Белоруссия. Иначе как демарш в отместку за жесткую международную критику войны в Чечне расценить этого не мог ни один из зарубежных аналитиков. В последующие три месяца Путин еще трижды публично братался с белорусским диктатором Лукашенко и даже пообещал, что вскоре у России и Белоруссии будет единая внешняя и внутренняя политика. При том, что Лукашенко уже тогда ни одна уважающая себя международная организация к себе на порог не пускала, было очевидно, что если Путин и дальше, с подачи Смоленской площади, продолжит двигаться по этой скользкой дорожке, то очень скоро разделит судьбу своего белорусского дружка и заведет Россию в международную изоляцию.
А уж попытка Путина, по совету МИДа, сразу же после инаугурации обновить традиционные центрально-азиатские связи и вовсе закончилась для российского президента международным позором. В столице Туркменистана Ашхабаде старый партийный пахан Сапармурат Ниязов так опустил гэбэшного салагу Путина, что у того наверняка навсегда отбило охоту возвращаться в этот город. Эффектно разводя пальцами в громадных золотых перстнях, Туркменбаши Ниязов заставлял Путина шестерить, как мальчика:
– Да вы садитесь, присаживайтесь! И тут же:
– Да вы встаньте!
А уж когда Путин, начав выступать перед туркменским партхозактивом, попросил всех простить, если выйдет нескладно, Отец Всех Туркмен и вовсе расценил это как откровенную слабину нового русского баши и публично отымел гостя в лучших традициях:
– Вы не обращайте внимания, что он так выступал… Это – не потому, что он – такой… Он просто пока переживает… И мы с ним в дороге долго были… Но в душе он – прекрасный человек…– с презрительной улыбочкой объяснил все про Путина своим подданным султан советского типа.
Путин расстался с Ниязовым просто весь зеленый от злости.
Но злиться ему было не на кого, кроме как на себя самого и своих любимых внешнеполитических стратегов, непонятно зачем собственноручно организовавших российскому президенту это публичное унижение.
Но меня потрясло в Ашхабаде другое: Подсолнух. То есть огромная, метров двадцать высотой, статуя Сапармурата Ниязова из чистого золота, возвышающаяся на высоченной башне в центре главной площади страны. Как
А уж когда я смотрела на роскошные, как в персидских сказках, президентские дворцы с фонтанами по фасадам, сгруппированные на огромной площади посреди абсолютно нищего советского города с хрущобами, мне вообще все время хотелось ущипнуть себя, чтобы поверить, что все это – не дикий, причудливый сон, навеянный сорокаградусной среднеазиатской жарой Впрочем, ущипнули меня другие. Когда я, ожидая приезда Путина и Ниязова на этой самой площади, пошла в туалет (в президентский дворец по малой нужде без президентов, разумеется, не пускали, и пришлось выйти за оцепление и завернуть в первое же попавшееся государственное учреждение), передо мной чуть ли не на колени бросилась какая-то несчастная русская девушка:
– Я вас умоляю, помогите мне уехать из этой страны! Нас здесь убивают как кур, как только кто-то высовывает голову. Работы нет, живем в нищете, а уехать из страны мы не можем. Вы разве не знаете – они нам даже не дают загранпаспортов! Мы здесь как крепостные! И моих родных из Москвы сюда не впускают, визу не дают. Скажите Путину!
Я поняла, что девушка увидела на мне бэджик российской прессы и поэтому подумала, что я чем-то смогу помочь.
Но в этот самый момент возле нас, словно джинн из бутылки, появилась эсэсовского вида восточная женщина в штатском, и моя собеседница в мановение ока отскочила от меня, истерически прошептав:
– Сделайте вид, что я с вами ни о чем не разговаривала. Прошу вас! Иначе они меня убьют!
Это были последние слова, которые я от нее услышала. Девушка спешно удалилась за угол. А следом за ней – та азиатская эсэсовка в штатском. А я с гадким чувством собственной беспомощности вернулась назад, под Подсолнух, на президентскую площадь, в персидско-советскую сказку.
Вот в таком антураже, в одном из президентских дворцов Сапармурата Ниязова, мы и объяснились с Приходько после выхода моей статьи. Я, разумеется, не желала с ним больше разговаривать.
Но он, при большом скоплении прессы, подбежал ко мне и возбужденно затараторил:
– Лена! Я никогда в жизни не читал большей ерунды, чем в сегодняшней вашей статье! С чего вы взяли, что меня могут уволить?!
– А я никогда в жизни не слышала большей мерзости, чем то, что вы посмели произнести мне вчера, – спокойно возразила я и ушла.
Вопреки всем канонам официозного жанра за мной вслед побежал корреспондент ИТАР-ТАСС и выпалил:
– Какая ты молодец! Они действительно совсем уже распоясались!
Почему– то в эту минуту я почувствовала, что своей статьей заодно отомстила Приходько еще и за ту несчастную бесправную ашхабадскую девушку, с президентом которой кремлевский стратег почему-то счел лестным для Путина покрасоваться перед телекамерами.
Тяжелая шапка Чубайса
Как же я радовалась, когда в этом зловонном, густонаселенном кремлевском подземелье внезапно находила своих! В смысле – не мутантов, а таких же, как я, диггеров.
Как легко было заметить из предыдущих глав, замаскированные мутанты преобладали не только среди политиков, но даже и среди журналистов, – что особенно давило на беззащитную человеческую психику.