Байки офицерского кафе
Шрифт:
В течение всего месяца нас одолевали проверяющие и всевозможные комиссии, которых мы поначалу побаивались. Но спустя некоторое время мы поняли, что они просто приезжают «намыть» чеков и поставить отметку в личном деле о факте причастности к выполнению вышеупомянутого долга. Осознав это, мы перестали обращать на них внимание. Что они могли нам сделать?
В наших условиях даже расхожая военная поговорка «Дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут» была верна лишь наполовину — Кандагар южнее Кушки верст на семьсот.
Вообще, после Афгана, видимо, от избытка комиссий, у меня
Месяц подошел к концу, и, как это водится в Красной Армии, на войну нас должны были допустить только через строевой смотр. После него должны были пройти контрольные занятия. Для проведения этого шоу прибыла действительно высокая комиссия во главе с целым генералом-лейтенантом. К сожалению, память не сохранила его фамилию, чтобы увековечить ее в истории Афганской войны. С ним прибыло человек двадцать полковников.
И вот строевой смотр. Жара +4 °C. На площадке для построения личного состава пыли по щиколотку. Мы в бронежилетах и касках с оружием и рюкзаками, уложенными на войну, построились в каре. За нами — наши боевые машины. В центре стоит комбат, всю жизнь прослуживший в спецназе. В руках у него флажки. Если кто-то забыл, напоминаю, что войска управляются «флажком, свистком и матом», и неотъемлемый атрибут любого пехотного офицера — флажки. В спецназе они, конечно, тоже встречаются, но только на строевых смотрах для того, чтобы предъявить проверяющему. Пользоваться ими нам не приходилось.
Именно поэтому командование отряда нас — а мы своих бойцов — перед смотром заинструктировали «до слез»: «Комбат флажки поднимет — все по машинам. Поднимет и опустит — все к машинам». Других команд с флажками ни мы, ни наш комбат не знали…
Кто бы знал, какая это мука — влезать в люк БМП в бронежилете и каске с РД-54 и с оружием, выполняя при этом временной норматив. Впрочем, вылезать еще хуже. Проделав это раза два или три и пролив первую кровь на афганской земле, ободравшись о броню, мы снова построились у машин.
Генерал удовлетворенно хмыкнул и решил перейти ко второй части шоу под общим названием «что у вас, ребята, в рюкзаках?».
Я был командиром второй группы первой роты и поэтому генерал подошел именно ко мне. Это такой хитрый финт проверяющих. Они, наверное, думают, что в первой группе служат лучшие из лучших и поэтому — бац! — и «внезапно» проверяют вторую. Мы выложили перед ним все, что лежало у нас в ранцах: по полтора боекомплекта патронов и гранат, сигнальные средства, средства связи, одним словом, все, что нормальный человек берет с собой, собираясь автономно выполнять боевую задачу в течение трех-четырех дней. Вопреки нашим ожиданиям, его внимание не привлекли ни патроны, ни гранаты.
Потоптавшись возле одного из бойцов, генерал вдруг изрек:
— Боеприпасы и все прочее, это хорошо. Вижу фляжку комбинированного котелка и еще две полиэтиленовые. А где же у вас, товарищ солдат, сам котелок с поддончиком? Из чего вы в засаде есть будете?.
Боец от этого вопроса впал в состояние, близкое к коматозному. Я решил вступиться за него:
— Товарищ
Генерал меня не дослушал:
— Какие сухие пайки, комбат? Вы что, в засаде горячего совсем есть не будете? Необходимо продумать вопрос обеспечения засады горячей пищей!
После этого предложения комбат, как и я, был в шоке, но моя физиономия, по которой блуждала идиотская улыбка, видимо, была выразительнее его. Поэтому, увидев ее, генерал вспылил:
— Вы чему улыбаетесь, товарищ лейтенант? — вопрос был излишним, так как генерал, видимо, читал мысли.
— Вы думаете, я не знаю, что такое СПЕЦНАЗ? — мне хотелось утвердительно кивнуть, но генерал опередил меня, снова продемонстрировав свои экстрасенсорные способности: — Знаю! Поиск, налет, засада, наблюдение.
Этим он нас окончательно сразил. Но и это было еще не все.
— А где у вас полотенце, мыло, зубная паста, зубная щетка? Вы что же, в засаде и умываться не будете? Не готовы! — бросил генерал и ушел.
Комбат стоял, как громом пораженный.
Мне захотелось вывести его из этого состояния. Я подошел и спросил:
— Геннадий Леогенович, а бирки какого размера делать?
— Какие бирки, — не понял он.
— Ну, как какие? — искренне изумился я. — «Пункт мойки котелков», «Пункт выдачи горячей пищи», «Засада. Хозяйство лейтенанта Козлова», «Осторожно! Мины!».
— Пошел ты!.. — вышел из оцепенения комбат, плюнул и ушел.
Нет, вы не думайте, на войну нас пустили.
И долг, кем-то занятый, наш отряд афганцам вернул сполна. Но с тех пор я ничему не удивляюсь, ибо знаю — спецназом руководит Генеральный Штаб.
— Не каждый дурак может учиться в Военной академии. а я ее кончил.
Ценные Указания и Еще Более Ценные Указания (ЦУ и ЕБЦУ)
Авторитетов я никогда не признавал. Для того чтобы я поверил начальнику, он должен доказать свой профессионализм, так же, как и я. Думаю, это — вполне разумно, а в нашей работе особенно. К сожалению, с этим постулатом согласны далеко не все и, в первую очередь, начальники. Об одном из таких, считающих, что с должностью приходят и профессионализм, и авторитет, я и хочу рассказать.
Заместитель начальника штаба сороковой армии полковник Симонов прибыл на эту должность из Союза, где, по слухам, из-за какого-то ЧП его «прокатили» с генеральским званием. Первая наша встреча состоялась, когда он прилетел в Кандагар для того, чтобы «разобраться» с командиром первой роты Серегой Габовым. Драть Серегу было за что. За три месяца его командования в роте случилось несколько серьезных происшествий, повлекших за собой травмы и, даже, гибель подчиненных. Причем все случилось в тот период, пока я, командир второй группы, был в отпуске. Ко всему прочему, сгорела казарма, которую нам, в период моего временного командования, удалось достроить. Но Симонову не повезло. Серега уехал в отпуск, а исполнять обязанности опять пришлось мне, недавно назначенному его заместителем. Мы с офицерами быстренько «закрутили гайки», и жизнь в роте снова потекла без каких-либо ЧП.