Байки офицерского кафе
Шрифт:
«В каждом деле главное — не перестараться», говаривал бравый солдат Швейк. Слова эти надо высечь на мраморных досках и развесить на видных местах всех учебных заведений системы военного образования. Поскольку это не сделано до сих пор, многочисленные кузницы кадров Вооруженных Сил России, как и в советские времена, периодически выковывают индивидуумы, о которых говорят: «Заставь дурака Богу молиться»… Далее известно.
Одним из таких «замечательных людей» был выпускник факультета специальной разведки Рязанского Воздушно-десантного училища 1984 года «красный дипломник» Вова Сабодин. Известная курсантская поговорка, что лучше иметь синий диплом и красную морду, чем наоборот, к Вове не относилась. Парень он был крепкий и на редкость энергичный. Но, видимо, поговорка
Летом восемьдесят пятого года Вова прибыл в Кандагарский отряд специального назначения, попав на вакантную должность в третью роту. И, как это обычно бывает с этой категорией людей, начал совершать глупости и ошибки одну за другой, обвиняя, однако, в них кого угодно, кроме себя самого.
Совершая свой первый выход с группой, он сначала, чтобы достичь назначенной высоты для организации засады, заставил всю группу бежать. Из-за произведенного шума о скрытности и речи быть не могло, но дуракам везет. Когда группа уже одолела половину подъема, к горе подошли духи и начали карабкаться наверх, не заметив разведчиков. Очевидно, это была группа проводки каравана. Вместо того, чтобы уничтожить их, Вова решил сначала достичь вершины, но не учел, что, в отличие от разведчиков, моджахеды поднимались налегке и знали более легкий путь, поскольку поднимались на эту гору неоднократно. В итоге духи достигли вершины раньше спецназовцев и встретили их огнем, когда те, наконец, вылезли наверх. Вместо того, чтобы закрепиться, а уж потом постепенно отходить на более выгодные позиции, Вова дал приказ разведчикам отходить, бросив рюкзаки с боеприпасами. К счастью, приказ выполнили лишь «молодые».
Гора, о которой идет речь, имела несколько вершин. Когда группа Сабодина вышла на ближайшую, духи, увлеченные боем и поддавшиеся азарту, еще продолжали ее преследовать. Вместо того, чтобы, встретив огнем, их уничтожить, Вова сказал сержанту, командовавшему отделением гранатометчиков: «Подрывай АГС! Уходим!». Сержант, сумевший сразу поставить диагноз командиру, попросту послал его, взвалил гранатомет на спину и побежал на следующую вершину. Духи, в конце концов, отстали и ушли. Разведчиков эвакуировали, но после этого случая «на войну» с Вовой бойцы третьей роты ходить отказались.
К моему возвращению из отпуска это «счастье» перевели в нашу роту. Находясь в Союзе, я не имел возможности ознакомиться со всем вышеописанным и узнал, когда было уже поздно. Вова стал моим подчиненным. Поначалу я пытался общаться с ним, как с нормальным. Но натолкнувшись пару раз на безумно вытаращенные глаза и на фразу: «Чего ты меня учишь? Я закончил то же училище, что и ты, только с красным дипломом», я понял, что это «не лечится» и начал попросту «драть» его за совершенные проступки. Во избежание жертв я проинструктировал его сержантов, чтобы в случае чего принимали командование на себя. Да и вообще, старался реже отправлять его на войну. Но всего не учтешь. К тому же началась осень, а вместе с ней эпидемии, скосившие сразу часть бойцов и офицеров. К сожалению, этого дурака не брала никакая зараза. Поэтому на боевые выходы его приходилось отпускать.
Надо сказать, что после того случая на горе Сабо-дина здорово перемкнуло и он настроился на результат, заявив: «Я теперь знаю, где ходят духи, и теперь им конец». В батальоне все давно уверились, что Сабо-дин — это диагноз, и не спорили с ним. За ним закрепилась кличка «Вовка-ПОЦ», что означало «Парень Особо Ценный». Однако с момента его перевода к нам в роту меня не оставляло ощущение, что что-то должно произойти. Когда что-нибудь долго ждешь, оно неизбежно случается.
Наша рота заступила в наряд по батальону. Я, как исполнявший обязанности ее командира, — дежурным по части. Сабодин же со своими бойцами был назначен в дежурную досмотровую группу. Эта группа
Досмотровые группы летали и рано утром, и днем, и поздно вечером, пока еще не стемнело, и давали порой неплохие результаты. Поэтому Сабодин, получив в штабе маршрут облета, проходящий вдоль границы с Пакистаном, настроился очень серьезно. Место этобыло «хлебное», но вылетали они, по моему разумению, поздновато. К десяти утра духи должны были сидеть в кишлаках и пить чай. Я совершенно забыл об особой удаче, сопутствующей дуракам, поэтому про досмотровую группу и думать забыл. Тем более, что в батальон прибыл Член Военного Совета Армии. Во избежание лишних проблем надо было не прозевать его прибытие в расположение отряда и доложить, что у нас все хорошо и нам от него ничего не надо. Член прибыл в окружении свиты и командования батальона и, как истинный язычник, отправился поклониться идолу вождя в палатку, называемую ленкомнатой. Как проходил обряд, я не видел, да и не горел желанием увидеть.
Солнце было в зените, и полуденная жара не инициировала служебного рвения. Посмотрев затуманивающимся оком на изнывающие под «грибками» фигуры дневальных, я, потянувшись, широко зевнул. И тут увидел Сабодина, вид которого на какое-то время меня так и оставил с раскрытым ртом. Примерно такое же идиотски-решительное лицо было у Олега Кошевого в известном фильме перед тем, как его фашисты сбросили в шахту. Памятуя о присутствии Члена в батальоне, я решил предотвратить несчастье и кинулся ему наперерез. Но с таким же успехом Анна Каренина могла остановить паровоз, засунув под его колеса голову.
Лишь скосив глаз в мою сторону, ПОЦ строго спросил меня:
— Где комбат? — как будто это я был его подчиненным.
Все еще надеясь его задержать и выяснить, что же произошло, я остановил его. Сообщив, что комбат сейчас беседует с Членом Военного Совета, я намекнул, что мешать ему, наверное, не стоит и что… Вов-чик меня не дослушал:
— Где они? — и посмотрел на меня так, что все сомнения в предполагаемом диагнозе, еще теплившиеся в моем сознании, исчезли без следа. Это был взгляд одержимого и буйно помешанного, который сейчас должен был броситься на меня, перекусить аорту и выпить всю мою кровь в один засос. Чтобы избежать этой участи, я посторонился и сказал: «В ленкомнате третьей роты, но я тебя предупреждал».
Вовчик боднул воздух как молодой, норовистый бычок и решительно двинулся к указанной палатке. Я стал с интересом наблюдать, что же будет дальше.
А дальше было вот что. Из палатки выскочил комбат и жадно глотнул воздуха, подобно тому, как это делает человек, нырявший на большую глубину. Во всяком случае, лицо у него было такое же. Пробуксовав на месте, он исчез в направлении штаба. За ним неотступно следовал Сабодин. Я заинтересовался происходящим, но дополнительной информации не поступало. Батальон снова погрузился в полуденную дрему. Лишь сменившись, я от своих людей в штабе узнал, что же заставило комбата перемещаться по расположению батальона со скоростью, способной вызвать панику у подчиненных. Полученную информацию дополнили очевидцы и участники.
А случилось следующее. Досмотровая группа во главе с командиром прибыла на аэродром, но сразу возникла «незадача». В паре вертолетов вместо двух Ми-8мт был только один, вторая «вертушка» была тэшкой, которая при кандагарской жаре способна поднимать, по словам тех же вертолетчиков, стакан чая с алюминиевой ложкой. С ложкой из нержавейки ей уже не взлететь. Мало того, на тэшке летел командир звена, что, с точки зрения пилотов, наверное, правильно. Поскольку это сложнее. «Летуны» сразу предупредили, что если что, то садиться ведущий не сможет. Но это заявление не смутило решительно настроенного Сабодина и он, не изменяя боевого порядка группы на облете, влез в ведущую машину. Командовать разведчиками в ведущей вертушке было поручено сержанту Витольду Козлаускасу, здоровенному сержанту, уже заканчивающему службу.