Байки под хмельком

Романов Сергей Александрович

Он достал из-под стола бутылку. Она была почти пуста.

— Ну, я, с вашего разрешения, побегу ещё за одной. Вам взять ещё чекушечку?

— Пожалуй, — согласился я.

— Сию минуту, — сказал он и исчез.

Я просидел ещё с час, разбавляя водку пивом, а он так и не вернулся. Обидно, что ностальгический наш спор был так и не завершен. А денег — вовсе не жалко. Это товар наживной. Конечно, когда голова на плечах.

1997 г.

Месть

Один мужик со старинным русским

именем Пантелей, самогонку гнал. Безбожно. На продажу. Жрать-то что-то надо. И такая у него самогоночка получалась — пальчики оближешь Местные жители, когда выпить слишком сильно хотелось, не в магазин бегали, а к нему, Пантелею. Во-первых, в отличие от магазинной фальсифицированной водки, в которой едва-едва набиралось градусов тридцать, у Пантелея самогоночка ясным пламенем горела — впору вместо керосина лампадки наполнять. Во-вторых, торговал знатный самогонщик и день и ночь. В любое время суток постучи в окно, протяни деньги, и получишь бутылку. Хочешь лимонную. Хочешь ванильную. Даже женьшеневая имелась — для тех мужиков, кто в постели слаб. В третьих, что самое главное, самогонка стоила в два раза дешевле, чем в магазине. Вот и бегала мужская половина всей округи к Пантелею. И рабочие, и инженеры, и учителя местной школы знали заветный дом, и даже милиционеры, которые по закону должны были искоренять подпольное производство крепких спиртных напитков и преследовать нарушителей.

Многих самогонщиков повязали милиционеры, а вот народного умельца Пантелея никогда не трогали. Потому, что представители службы общественного порядка пользовались в его доме неограниченными льготами. Не все, конечно, а только двое. Пантелей всегда поил их бесплатно, в любое время выдавал на каждое милицейское рыло по паре бутылок. Конечно, такая льгота была не бескорыстной. Милиционеры не только не разоблачали Пантелея, но и даже предупреждали о готовящейся облаве на самогонщиков. Придут бывало, усядутся в саду и требуют официанта и директора в одном лице. То бишь Пантелея.

— Пантелюша, наливай. Клиенты есть и пить хотят.

И Пантелей тут как тут. С огурчиками, квашеной капустой, картошечкой:

— А что пить будете? — спросит услужливо.

— Кальвадос…

— Яблочную значит, — уточняет Пантелей и бежит в свои подвалы.

Хлопнут ребята бутылочку другую, затарят карманы дармовым пойлом и небрежно через плечо в виде расплаты бросят:

— Завтра антиалкогольный рейд будет проводиться. Ты спрячь свои аппараты подальше.

Порой в саду так укушивались, что Пантелей на своем стареньком «Москвиче» развозил клиентов по домам. А однажды с девицами приперлись, выпили как следует и давай в полуобнаженном состоянии фотоаппаратом щелкать. После вакханалии разбрелись со своими дамами по домам, а фотоаппаратик в саду и забыли. Пантелей пленочку-то и проявил на досуге. Снимки — хоть в «Плейбой» посылай.

Ни разу милиции не удалось поймать Пантелея на месте преступления. Ни когда гнал, ни когда продавал. Но беда все-таки пришла.

Как-то в очередной раз нажрались милиционеры в саду и забыли зачем пришли. Не сообщили Пантелею о готовящемся рейде. По утру нагрянула милицейская облава и застала самогонный аппарат в рабочем состоянии. Из погреба вытащили во

двор три ящика отборной самогонки. От счастья, что удалось поймать самого злостного самогонщика, стали тут же акт составлять о нарушении законности.

— Ну, что Пантелей, сколько ниточке не виться… Словом, собирай манатки — срок получишь.

Обидно Пантелею стало, что два его осведомителя накануне ели, пили, веселились, а о деле сказать не удосужились. Тут и пришла ему в голову сумасшедшая идея.

— А не хотите ли, граждане оперативники, взглянуть на компромат? — спросил Пантелей.

— Какой у тебя ещё может быть компромат? — развеселились милиционеры. — На кого?

— На вас, граждане оперативники. На вас…

— Ну показывай, показывай, — ещё сильнее рассмеялись блюстители закона.

Слетал Пантелей в дом, вытащил из комода фотографии и подает милиционерам.

— Полюбуйтесь, как ваше доблестное войско в окружении девиц легкого поведения у меня в саду мою же самогонку трескает…

Полистал главный оперативник фотографии и только присвистнул:

— Откуда у тебя, враг народа, эти снимки? Да ты знаешь, что мы с тобой сделаем?

— А я попрошу своего сына дубликаты этих снимков в «Плейбой» и в центральную газету послать, — нисколько не испугавшись парировал самогонщик. — Я свою получу, но и ваша контора мировую славу приобретет.

Такой оборот дела, конечно, не понравился представителям карающих органов, ну и начался торг. Пантелей отдает все пленки и фотографии, а ему в замен, свободу. Аппарат тут же уничтожили, самогонку по грядкам разлили, акт о задержании и привлечении порвали на мелкие кусочки, а Пантелей отдал свой компромат. На том истории бы и закончиться. Но вышел президентский указ, в котором отныне запрещалось карать частных производителей зеленого змия. И Пантелей заказал на местном насосном заводе новый агрегат для производства этой самой…

А тех двоих из рядов доблестной милиции все-таки уволили. Говорят, за аморалку…

1997 г.

О чем поет под крылом самолета…

Бригадир овощеводов совхоза «Заря» Евдокимыч вынул из родника последнюю бутылку водки. Лихо сбил пробку, разлил по стаканам и, отмахнувшись от кровожадных комаров, в который раз произнес свой неизменный тост:

— Эх, пей не робей, а как выпьешь не жалей!

Мы чокнулись, выпили, захрустели малосольными огурчиками, с грустью поглядывая на пустую бутылку, которая заняла место рядом со своими тремя сестрицами-близняшками. Вечер был бесподобный, разговор задушевный и душа, естественно, требовала продолжения праздника.

— Может быть, ради дорогого гостя заглянем в карманы, да ещё на одну наберем? — оглядел членов своей бригады Евдокимыч.

Все, как по команде, стали шарить по карманам. И в кепку бригадира полетела железная мелочевка. Я тоже похлопал по карманам, показывая, что кроме обратного билета на поезд, в них ничего не было.

— Восемнадцать рубликов, — поджал губы Евдокимыч и почему-то добавил, — Ровно столько, сколько я получаю за два рабочих дня. А водка в нашем коммерческом магазинчике стоит двадцать пять.