Байки под хмельком
Шрифт:
– Пьян уже был в дымину?
– Нет, больное колено подвело. А Самохин - полный трезвяк. Как и не пил ничего.
Один из бригадиров вдруг поднялся и сказал:
– Нет, мужики, нам до кузнечной бригады ещё далеко, - взявший слово посмотрел в сторону огромного детины, который сидел в конце стола около самого выхода, часто вздыхал и, когда перед ним оказывался стаканчик, одним глотком осушал посудину до дна.
– Им зарплату уже третий месяц не платят, другие бы забастовку объявили, а они всегда под хмельком и никаких притензий.
– На что же вы живете?
– стали интересоваться бригадиры.
– Бутылки
– А бутылки то откуда?
– Откуда же им взяться - порожняя тара...
– И сколько же на них можно заработать?
– В этом месяце на каждого вышло столько, сколько когда-то в заводской кассе получали.
Все молча стали пересчитывать, сколько же денег тратится кузнецами на водку, дабы после сдачи пустых бутылок получить сумму равную тарифной ставке.
Когда конвейер задвигался в пятый раз, доставляя двухсотграммовые стаканчики по назначению, во главе стола вдруг оказался заместитель начальника цеха.
– А что мужики, не провести ли на конкурс на самого стойкого потребителя горячительных напитков. Приз победителю - пятилитровая бутылка "Смирновской".
– Все бы тебе шутить, Пал Кузьмич!
– зашумели бригадиры.
– Да какие могут быть шутки! Я тут по счастливой случайности послушал ваши героические рассказы, как вы и ваши подопечные в нестандартных ситуациях планы выполняете и с работой справляетесь, и подумал, какие ж стойкие люди у меня в цехе трудятся. Тем более, заметьте, какая несправедливость получается. Лучшим актерам - "Оскаров" выдают, телевизионщиков "Тефи" награждают, писателей "букерами" и другими премиями обсыпают. А чем мы, рабочие, хуже интеллигенции? Пусть и у нас приз будет пять литров "Смирновской" в хрустальной бутылке и фотография в заводской многотиражке.
– А ведь дело говорит Кузьмич!
– сказал Алебастров, - о рекордах рабочего человека совсем стали забывать. Стахановское движение уже не в моде оказалось. Про знатных ткачих забыли, про бамовцев... По "телеящикам" только о себе и трезвонят...
Словом, согласились с инициативой заместителя начальника цеха и постановили: учредить приз "За волю к труду".
Через месяц в торжественный день хрустальная пятилитровка с водкой была вручена кузнецам. В этот же день все были рассчитаны. И хрустальная посудина заняла место не в цеховой комнате трудовой славы, а в комиссионном магазине.
И как ни настаивало начальство, конкурс больше не проводился. Сами рабочие его и похерили...
1998 г.
НА ПОЛЕ ТАНКИ ГРОХОТАЛИ...
Каждое утро Надя заходила во двор овощного магазинчика, что на Электрозаводской площади, выбирала из груды мусора дощатый ящик из-под соков или компотов и несла его к подземному пешеходному переходу. Она ставила ящик рядом с входом в переход со стороны станции метро, усаживалась на него и протягивала руку. Когда я спешил, дабы не опоздать к восьми часам на работу, Надя уже вовсю трудилась.
Я часто задавался вопросом: сколько ей лет? Но после неудачных попыток в игру "веришь - не веришь" понял: Надя - женщина возраста совершенно неопределенного. И по её лицу просто невозможно было определить, какому поколению выпала честь её содердать в своих доблестных рядах: то ли шестидесятников, то ли семидесятников. Правда, сама Надя в порыве редких откровений утверждала, что родилась она во времена славной афганской войны. Впрочем,
Место, которое занимала Надя, считалось самым удобным и прибыльным для сбора милостыни. Здесь никогда не иссякал народ. Ни днем, ни вечером. По утрам, дыша перегаром, метро выбрасывало на площадь батальоны пожилого народа, который не смог поменять убеждений, влиться в рыночную экономику, а потому именовался рабочим классом. Пролетариат, позевывая, устремлялся к переходу. Потому что там, в нескольких сотнях метрах на другой стороне размещалось крупнейшее производство - электроламповый завод. Тот самый знаменитый заводище, на котором была впервые выпущена электрическая лампочка, известная под именем "лампочка Ильича".
Так вот, на пути того самого народа, и красовалась на своем ящике Надя. И если старуха, так же просившая подаяния на другом конце перехода, прятала глаза под серым в клетку платком, якобы от стыда, то Надя с усмешкой смотрела в глаза прохожим. Нет, она не клянчила денег, как та старуху, и не благодарила за брошенный в её подол или ладонь пятак. Она мирно сидела на ящике, и её опухшее от чрезмерных возлияний и оргий лицо светилось счастьем.
Нужно отлично знать психологию своего народа, чтобы извлекать из этого выгоду. А Надя отлично знала свой народ. Она понимала, что проходящий мимо пролетарий, месяцами не получающий зарплату и каким-то чудом ещё влачащий существование, увидев её, надино, лицо с багровым фингалом под глазом, только мысленно перекрестится и скажет Господу спасибо за то, что сам ещё каким-то чудом не оказался на паперти. Оглядев её, немытую и оборванную, даже самый безденежный подсобный рабочий, выпятит от гордости грудь и бросит ей в ноги последний завалявшийся в кармане пятачок или гривенник, дабы показать свое превосходство и человеческую гордость. А таких гривенников и пятачков к одиннадцати часам утра, когда жизнь Нади вновь казалось немалозначной, набирался полный карман, что вполне хватало на несколько пирожков с картошкой, соленый огурчик, парочку "русских йогуртов", как в народе назывались пластиковые стограммовые стаканчики с водкой, и на оплату аренды.
Именно аренды, потому как место около входа в подземный переход за Надей было закреплено только до одиннадцати. И не секундой больше. Потому что уже за несколько минут до этого смены около Нади в беспокойстве начинал метаться старик с орденскими планками на груди, который терпеть не мог, когда Надя, поддав во время смены, не могла быстро подняться на ноги, и тем самым снижала производительность труда. Не свою, а его, сменщика. Потому что и ему приходилось платить деньги за аренду рабочей точки.
А как только заканчивалась смена, Надя, накупала гостинцев и, словно пава, плыла на задворки музыкального киоска, который не только скрывал точку торгующую разбавленным пивом, но и звуками музыки заглушал гомон и частые споры, которые вели постояльцы музыкальных задворок. Там, за музыкальным киоском её уже поджидали друзья-соратники по вольной жизни, с которыми Надя щедро делилась своим заработком, съестными и спиртными припасами, а иногда и телом, расплачиваясь тем самым за кров и место под крышей. Вернее под люком. Ведь ночевала Надя в водопроводном коллекторе, пусть не совсем чистом, но достаточно теплом месте.