Байстрюки
Шрифт:
Обмылок
На сердце – ни легко, ни тяжело
Не ноет перебитое крыло,
Не плачет скрипка на чужом балконе
Не плачут лики на седой иконе
«Костлявая» не дышит мне в затылок
Не лезет под ногу задиристый обмылок
Глаза не режет от густого дыма
Лишь струйкой дыма жизнь проходит мимо…
На сердце – ни легко, ни тяжело
На крыше снова шифер сорвало
Но что мне этот слякотный пустяк
Когда
Орбиты
Ну что поделать, если лбы
О стены в кровь разбиты?
Бейсбольной битою судьбы
Разведены орбиты
И без тебя проходит жизнь,
До станции конечной
И нам, похоже, не сойтись
Ну, разве что на встречной…
Не судьба
На мой последний хрип,
На мой последний стон,
На мой последний всхлип –
Come on! Come on! Come on!
Был короток мой век,
И взлёт был невысок…
Не удался разбег
Носок –
– в песок…
Истрачен весь запал
И порох отсырел…
Я не на то запал
И не туда смотрел…
Не тем кричал: – «Держись!»,
И руки жал – не те…
И провисел всю жизнь
Не на своём кресте…
Не подлость, не навет,
Не злая ворожба…
Не чей-то злой совет,
А просто – не судьба…
Золото слез
Золото слёз отзвенит в тишине,
Мир, умирая, поплачет по мне,
И сложат поэты, скупые на лесть,
Скорбную оду в мою… Не прочесть
Мне эту оду… Ну что же… Ну что же…
Мир, мы ведь были с тобою похожи!
Ты был нелеп, суетлив, суматошен…
Я? Да всё то же! Плюс – неосторожен,
Неосмотрителен, неотморожен,
И так же, как ты – усложнён, но не сложен.
Мне – приговор, и тебе – приговор…
Время бежит, как удачливый вор,
В мешке унося и года, и надежды,
И первой любви золотые одежды…
А мир подчиняется времени бегу
И катит, и катит пустую телегу
Вдаль, по ухабам осад и сражений,
Мелких побед и больших поражений…
Осиновый кол
Обойдя все ухабы, объехав все ямы и кочки,
На последнем дыханье сумев заползти в эпилог,
Я на чистом листе порасставлю все строчки и точки –
Только дат не поставлю, как вечности странный залог…
Ничего
Вдруг уронят перо, и чернильницы высохнет дно…
Жизнь меня обрекла на усталость, тоску и разлуки –
Смерть подарит свободу, признание, но…
Но мне всё-таки грустно, мне всё-таки жаль расставаться
С тёплым ветром июльским и чистым осенним дождём,
И мне кажется, стоит признать и признаться –
Мы не ждём избавленья, и даже свободы – не ждём…
Кто-то Глюка сыграет на флейте, а кто-то на скрипке – Вивальди,
Ну а кто-то загонит мне в сердце осиновый кол…
И я вспомню того, кто, рисуя цветы на асфальте,
Ничего не искал, но, как будто бы, что-то нашёл…
Ночь
Ночь…
То есть не то, чтобы ночь,
а просто – космический мрак.
Звезды уносятся прочь.
В даль. В бесконечность. Как
искрящая мошкара
в вихрях кильватерных струй.
Кто-то сказал вчера –
– "Веруй, но не воруй
веры у дурака.
А запашок носка
лучше, чем розы дым,
если – твоя нога,
а роза – пахнет другим".
А роза, и вправду – не мне
пахнет, сводя с ума.
Но сводит, что странно – меня…
Плакать, судьбу кляня,
Глупо – полна сума
Пряников и камней…
Может быть, ей помочь
И сделать пошире шаг?
Но…
Длится и длится ночь…
То есть не ночь, а – так,
просто – кармический шок,
вязкий, полуночный бред,
да черных небес мешок
наголову надет…
День метельный
День метельный,
бред постельный,
синих вспышек маета.
Крест нательный,
стон свирельный,
да сухой удар хлыста.
По спине – до самых почек!
По мозгам – до глубины!
До невысказанных строчек…
До непризнанной вины…
Душа наивного…
Душа наивного, но дерзкого поэта!
Ты пила черными губами вожделенья
безумия серебряную воду –
– тебя тошнило розовой тоскою!
Не слушали пылающие уши
Горящих твоих щек увещеванья.
И сердце билось, словно птицы крылья,
И разбивалось, как хрустальный идол…
Ты плачешь над разбившимся? Как глупо…
Стекло души лишь на морозе хрупко!
А кто-нибудь подышит на осколки,