Байстрюки
Шрифт:
Четырёхместная палата замерла на секунду, привычно оценивая прозрачность ауры, только что плескавшейся в стаканах, и дружно потянулась к разложенной на тумбочке И. А. закуске, предварительно снесённой
– Эх, хороша! – привычно выдохнул кто-то хвастливую водочную саморекламу, и хрустевшее зелёным луком молчание лопнуло, как воздушный пузырь поднятой со дна глубоководной рыбы, и рваными лоскутами забилось под железные больничные койки. Все заговорили разом, перебивая и недослушивая друг друга, посыпались стандартные застольные прибаутки; грубоватый мужской смех, приглушённый кляпом конспирации, наполнил тесное пространство унылой больничной кельи, и Ивану Андреичу вдруг показалось, что всё самое лучшее у него ещё впереди. Жизнь наладится потихоньку, подслеповатый правый глаз, поддавшись стараниям опытных эскулапов, обретёт прежнюю зоркость, чёрное пепелище подернется зеленоватой
Черты этого будущего, пусть и очень размыто, стали проглядывать уже сейчас. И они очень напоминали нежные, прекрасные черты практикантки Оленьки, третьекурсницы местного мединститута, несколько раз в неделю, во время дневных дежурств, чарующей весь мужской контингент их травматологического отделения. Вообще-то, Ивана Андреича, с его обожженной сетчаткой, следовало бы положить в более специализированную больницу, но таковых не было в радиусе доброй сотни километров, а потому, трезво рассудив, что это тоже травма, его и определили в обычную городскую травматологию. Поначалу это сильно нервировало И. А., ибо давало формальный повод усомниться в компетентности местных врачей, но глаз потихоньку прозревал, переставал слезиться на свету, и только небольшая резь и расплывчатость напоминали ему теперь о собственной неудачной попытке «покинуть Землю».
Конец ознакомительного фрагмента.