База-500. Смертельная схватка
Шрифт:
— Да, господин оберфюрер! — ответил я, поднимаясь из кресла. Все действительно было предельно ясно, но сдаваться просто так не хотелось. Ужасно не хотелось, чтобы Гилле и Штраух вот так просто прогнули бы меня на выгодное им решение. Может, согласиться на дуэль? Вряд ли Гилле хорошо стреляет.
Впрочем, развитие событий очень быстро направило мои мысли в другом, — и весьма неожиданном для меня, — направлении.
Глава 7
От первого лица: Генрих Герлиак, 12 октября 1942 года,
Вайсрутения,
и полиции безопасности Минска
Я вышел в коридор из кабинета Шарфе и нос к носу столкнулся со Штраухом.
— Рад вас видеть, Герлиак, — заулыбался Штраух. — Вижу, что вы повидались с судьей Шарфе.
— Поражаюсь вашей осведомленности, — не удержался я.
— Оставьте, Герлиак! — поморщился Штраух. — Мне, равно как и вам, приезд судьи не доставляет удвольствия. Рискну предположить, что мне его присутствие доставляет неудовольстивия больше, чем вам: в конце концов, он приехал расследовать ваш рапорт на моего подчиненого. Но дело вовсе не в этом и не по этому поводу я хочу с вами поговорить. Кстати, разрешите вас поздравить с очередным званием и высокой наградой!
— Спасибо, обрештурмбаннфюрер! Но давайте к делу: что вы хотите со мной обсудить?
— Я хочу обсудить с вами вопрос, касающийся общего дела.
— Какого дела, Штраух?
— Что значит «какого»? — изумился Штраух. — Мы здесь для того, чтобы бороться с бандитами, с теми, кто воюет с властью Германии. И успех нашей борьбы зависит от нашего взаимодействия. Не так ли?
— Не могу с вами не согласиться.
— Оставьте иронию для другого случая, Герлиак, — поморщился Штраух. — Идемте ко мне в кабинет, и я изложу вам суть вопроса.
Мы перешли в кабинет Штрауха. Он велел адъютанту принести нам кофе и сразу перешел к делу.
— Я знаю, что вы провели операцию по ликвидации крупного партизанского отряда, — сказал Штраух.
— Не совсем так, — не согласился я. — Мои люди и я ликвидировали крупную диверсионную группу НКВД.
— Пусть будет так, — согласился Штраух. — И насколько я знаю, эта группа имела своего агента в аппарате СД.
— И здесь вы правы, — согласился я. — К сожалению, мы не смогли вычислить этого агента.
— Этого агента вычислили мы! — самодовольно сообщил Штраух.
— Поздравляю!
— Поздравлять рано, — озабоченно заметил Штраух. — Дело в том, что мы не можем определить связи агента. Поэтому я решил обратиться за помощью к вам, как к человеку, имеющему большой опыт работы в полиции. Возможно, набор фактов скажет вам больше, чем нам. В любом случае я обязан использовать любую возможность для прояснения дела. И потому решил попросить вашей помощи. Нам нужны связи, а их практически нет. Попробуйте их нащупать, Герлиак! Я обратился к вам не просто так: обергруппенфюрер фон дем Бах обещал ваше содействие. Вот дело, ознакомьтесь и выскажите ваше компетентное мнение.
* * *
Дело образовалось практически на голом месте. Некий молодой человек девятнадцати лет от роду по имени Василь Крыжевич был задержан патрулем при расклеивании листовок антигерманского содержания. Оказалось, что Крыжевич сожительствует с некой Мартой Редлих, фолькс–дойче из Польши. Марта Редлих вызвала повышенный интерес у минского СД в связи с тем, что работала
Несмотря на жесткие методы дознания, ни из Крыжевича, ни из Редлих больше ничего выжать не удалось: Крыжевич рассказал, что листовки дала ему вовсе не Марта, а некий пожилой человек, с которым он встречался раз в неделю у железнодорожного вокзала и, разумеется, засада возле вокзала никакого результата не дала. Что касается Марты, то та вообще отказалась давать показания, а применять что–нибудь поэффективнее обычных побоев и лишения сна Штраух опасался из–за хрупкого здоровья фройляйн Редлих. Разумеется, СД арестовала всех, кто в той или иной степени контактировал с Редлих, включая базарную торговку и владельца часовой мастерской. Но конкретных результатов не было.
Штраух тем не менее собирался выжать из этого дела максимум возможного, и потому ему были нужны если не связи Редлих, для разоблачения целой вражеской развед- сети, то хотя бы ее признательные показания для полноценного закрытия дела. В противном случае рапортовать об успехе было бы опрометчиво, а уж рассчитывать на чины и награды — тем более глупо.
— Задержание фройляйн Редлих было преждевременно, — сухо заметил я.
— Она работала в моем аппарате! — воскликнул Штраух. — Ладно, она попалась на выносе бланков. А сколько секретных материалов она могла вынести за это время? Разумеется, мы не вычислили ее связи, но не арестовать разоблаченного вражеского агента в сложившейся ситуации было просто невозможно!
— Понимаю… И если эта Редлих действительно была агентом той самой диверсионной группы, которую мы ликвидировали, то в таком случае вы поступили правильно: группа уничтожена, начальник разведки группы Федорцов погиб и в любом случае на связь к Редлих никто не пришел бы, — заметил я. — Если она признает этот факт, то дело действительно можно закрывать. Что касается ее связей… Вы понимаете, что агент ее уровня мог бы использовать сожителя для экстренной связи с группой, но уж никак не для расклеивания каких–то листовок? По–моему, это очевидно! Если Крыжевич говорит правду, то он — отработанный материал и больше на связь с ним никто не выйдет. Ну, а остальные… Согласитесь, что покупка на черном рынке килограмма муки и починка часов сами по себе не являются не то что доказательством, но даже материалом для расследования.
— И что же вы, Герлиак, порекомендуете нам с вершин своего сыскного полицейского опыта? — нетерпеливо спросил Штраух.
— Надо плотно поработать с Редлих на предмет дачи ею чистосердечных показаний, — ответил я.
— С какой стати ей давать показания, если она в любом случае отправится на виселицу? — недоверчиво поинтересовался Штраух.
— А это уже конкретный вопрос конкретной профессиональной работы, — усмехнулся я. — Вы судите с точки зрения объективного факта и формальной логики. А здесь есть человек в конкретных обстоятельствах и со своей собственной, зачастую парадоксальной логикой.