Базалетский бой
Шрифт:
Заронить подозрение легко, побороть его трудно.
Притом кахетинская церковь не раз пыталась стать выше картлийской.
В поднявшемся общем шуме кто-то выкрикнул:
– Да не свершится богопротивное! Уж не является ли прискакавший чернец, задержанный оголтелыми арагвинцами на два дня, не чем иным, как брошенной костью церберу?
В подобной догадке было мало лестного, и отцы согласились с Трифилием: выслушать Зураба Эристави. Но если ничего полезного и утешительного для церкови не скажет шакал, начать переговоры
– Кто воцарится над Картли? Не это сейчас важно! Да не осквернится мусульманской стопой храм животворящий.
– Опять же Георгию Саакадзе бог поможет еще раз найти царя из ветви Багратиони. – Благодушие отразилось в глазах Трифилия. – И еще раз вовремя отстранить «небогоравного» царя, если на то будет воля святой троицы.
– И святого отца, католикоса Картли.
– Аминь!
– Но раньше выслушаем, прости господи, воистину шакала из Арагви…
И вновь майдан бурлит!
– Что? Что теперь будет? Кто скажет? Кто отгадает?
Сдвинув набекрень папахи, вытирая большими пестрыми платками вспотевшие лбы и затылки, амкары, купцы, торговцы возбужденно выведывают друг у друга: что будет?
Уже работа закипала, уже товар с аршина сам срывался, уже весы прыгали как под зурну. Уже с царем Симоном смирились – все же свой, отдельный царь.
Неужели, кахетинские амкары опять в картлийский котел полезут?
– Не иначе! Не свой же пустой облизывать?
– Напрасно о котле беспокоишься, Сиуш: Исмаил-хан и полные и пустые утащил!
– Тоже хорошо! Нашего Моурави не признавали – без шарвари остались.
– Теперь пусть не надеются, второй раз не потрудится восстанавливать им Кахети.
– Ничего, алазанская форель поможет…
Густой смех прокатился. И снова томление, тревога: что, что будет? И, как ни странно, чем больше накалялся воздух, тем громче звучало имя Георгия Саакадзе: только Моурави способен отыскать выход, только в нем спасение! Симон законный царь, а Теймураз?..
– Если война, победит тот, на чью сторону станет наш Моурави.
– Еще бы, Сиуш, война непременно будет. Где слыхал, чтобы на трон без драки влезали?
– А ты за кого?
– Я? Я за Великого Моурави!
– А царь?
– Царь нужен непременно! Царство, как человек, не может без головы жить.
– Без головы уже живет – только папаху носит, потому незаметно.
И вновь забросив молотки и аршины, с утра до ночи, то собирались толпой, то распадались на мелкие группы. Всех волновала судьба торговли. Каждый пытался предрешить будущее майдана.
– О чем спорите? Разве без торговли живет царство?
– Верно говоришь, Пануш! Пусть цари тянут каждый к себе Картли, а мы, как в люльке, посередине будем лежать.
– Почему такой
– И то правда, для майдана небольшая польза, когда каждый день хатабала!
– Э!.. Что будешь делать, если князья сами не знают, какой царь им нужен: один слишком тихий, другой слишком громкий, третий сам, без князей, любит царствовать, четвертый еще хуже – совсем не любит царствовать…
– Хе-хе!.. Пятый триста дней в году празднует свое рождение!
– И тридцать пять дней охотой занят.
На майдане не смолкал хохот.
– Что ж, самое время в люльке качаться, – вытирая кулаком глаза, кричал тучный торговец сыром. – Только чем кормить такое беспокойное дитя?
– Засолом, – потешался торговец хной.
– Не знаешь чем? Тогда что ты знаешь? Соленая башка! – обозлился торговец глиняными кувшинами. – На радость чертям начнут гвири скакать с новыми повелениями, и каждый постарается по моим кувшинам проехать.
Вперемежку раздавались то брань, то хохот. Снова собирались толпы, чтобы тут же распасться на группы. Нестерпимый зной слепил глаза. Коки-водоносы едва успевали притаскивать воду из Куры, мгновенно разливая по чашам.
В воздухе стоял гул, словно от шумного дыхания кузницы. Уже никого не радовал заказ князей: задаток дали, а где заработок? Нет, не время тратить монеты на товар! А князья на своем стоят: раньше готовый заказ, а потом монеты. Как-то сразу зашаталась жизнь – словно путник опустил поводья и конь, спотыкаясь, топчется на месте, не зная, куда идти.
Лишь один Вардан Мудрый, по обыкновению, молчал, не вмешивался ни в какие споры, не выражал никаких пожеланий. Не спеша, снял он с полок бархат, шелк, парчу и другие драгоценные товары, перетащил их, по совету Нуцы, незаметно домой и запрятал в глубокие сундуки, врытые между столбами сарая в землю.
Солидные купцы, зайдя в лавку Вардана за советом, метнув взгляд на полки, заполненные дешевой персидской кисеей, миткалем для деревенских рубах и грубым сукном, годным разве только на чохи зеленщикам или тулухчам, молча поворачивали назад в свои лавки, и там, за закрытыми дверями, слышалась торопливая укладка товаров в тюки и сундуки…
Чубукчи подъехал неожиданно, но Вардана трудно застать врасплох… Следя за площадью, он поспешно вышел из лавки, прикрыв дверь.
– Ты что, Вардан, уже закончил день?
– Угадал, уважаемый. Один человек – говорят, мсахури князя Палавандишвили, – почти не торгуясь, закупил у меня парчу, бархат и шелк. Хвастал, что на приданое княжны. Не знаю, правда или нет.
– Неправда. Князь Палавандишвили младшую дочь зимой венчал. Может, мсахури из Кахети? Тоже говорят: храбрый Исмаил не одну куладжу – шарвари у кахетинских князей снял, а они не против были.