Базалетский бой
Шрифт:
– Дорогой Арчил, я у тебя в вечном долгу! – растроганно проговорил Шадиман. – Прошу еще об одной услуге: если сможешь, спаси глупую княгиню Гульшари.
– Ради тебя, светлый князь, попробую.
Арчил захлопнул калитку, лязгнул незаметный засов. Какой-то болью отозвался в сердце жалобный скрип. Шадиман больше никогда не вернется в Метехи. Никогда! Ушло, кануло в вечность время царя Луарсаба… время лазоревого знамени… Кровь… Кровь!..
И Шадиману почудилось, что перелистана до конца летопись
– Помогите! Помогите! Люди, лю-у-ди! Уби-ва-ют!
Тихо ступая, Арчил боковыми тропинками пробрался к черному ходу, которым пользовались прислужницы. Прячась за выступами толстых стен, он пробрался к покоям Гульшари. Здесь было удивительно тихо. Разбежались все, даже верная наушница.
А Гульшари? Прижав ларец с драгоценностями, она, дрожа, шептала молитву. Увидя Арчила, она еще сильнее прижала к груди шкатулку, словно защищала младенца.
– Скорее, княгиня, ты на полшага от смерти! Князю Шадиману обещал спасти тебя! Ради святой Нины, скорей!
Надежда блеснула в глазах Гульшари, полных ужаса. Но она все еще цеплялась за ценности, сейчас не стоящие и горсти земли.
– Подожди, хоть платье, затканное жемчугом, возьму!
Арчил до боли сжал руку Гульшари, ринулся с нею в коридор и выскользнул через боковой сводчатый ход. Петляя, пробирались они на задний дворик. Вбежав к себе, Арчил приподнял в нише гостевую постель, бесцеремонно впихнул туда Гульшари и завалил ее одеялами.
– Не подавай голоса, княгиня, если дорожишь жизнью!
Едва успел Арчил отскочить от ниши, как в комнату ворвался «умный» аршанец со своим сыном. Они с мольбой рванулись к Арчилу: за ними гонятся разбойники Зураба!
– Здесь вас не могу оставить, – с сожалением вздохнул Арчил. – Идемте, спрячу в конюшне между лошадьми, а когда Зураб и его свора устанут убивать, выведу из Метехи.
Он вытолкнул их через потайную дверь в царскую конюшню и тут же услыхал торопливый бег. Приоткрыв дверь, Арчил как ни в чем не бывало стал на пороге, прислоняясь к косяку. Факел озарил темноту.
Хрипло ругаясь, показались два арагвинца:
– Сюда вбежали рабы Андукапара, не заметил их, Арчил?
– Откуда мне заметить, если не отхожу от конюшен?
– А почему не отходишь?
– Коней берегу… Могут прихвостни Андукапара конюшни поджечь со зла, могут вывести лучших скакунов и ускакать.
– Молодец, Арчил! Впрочем, все ворота мы охраняем. Никто не ускользнет. Но поджечь, конечно, могут собачьи сыны! Из-за них ночью не спишь, да еще оружие пачкаешь! Знаешь, Арчил? Почти ни одного разбойника не оставили, всех, как лягушек, изрубили! А если кто спрятался, все равно найдем!
– А кто может укрыться, вы хорошо Метехи осмотрели.
– Правду говоришь! Только нигде ведьму Гульшари не можем найти! Или в курицу обратилась,
– Я, Джибо, сам волшебник, кобылу вновь могу в женщину превратить, только кинжал выну!
– Хо-хо, вынь!
– Зачем у князя Андукапара поминальницу отнимать? – усмехнулся Арчил и, как бы мимоходом, проронил: – А на что она вам? Грузинские витязи никогда женщин не убивают.
Спокойствие Арчила несколько отрезвило смутившихся арагвинцев. Они потоптались на месте и уже с меньшим пылом отправились в сад на поиски Гульшари. В душе они перестали оправдывать Зураба, пожелавшего собственноручно отрезать княгине уши и нос и обрить голову. «Зачем уродовать красавицу? Что ж из того, что злая? – рассуждал один, косясь на насупившегося товарища. – Если всех злых уродовать, на земле красивых не останется». – «Надо постараться не найти несчастную, – решил другой. – Если всех злых убивать, на земле женщин не останется… И как смотреть потом в глаза честному Арчилу?..»
Ночь на исходе, полоска на востоке чуть посветлела. Но не унимались арагвинцы, бушевали. Царский замок походил на перевернутый сундук. Одурманивал терпкий запах крови. Это даже не убийство, это резня, бойня. Повсюду представлялось страшное зрелище: убитые валялись там, где их настигли убийцы: на двоpax, в саду, на балконах, в залах, сводчатых переходах, на лестницах и площадках. Арагвинцы почти не пострадали: несколько убитых и с полсотни раненых. Но Метехи!..
Джибо ворчал: «Еще хорошо, что напали на спящих, едва успели они схватить оружие. И то, черти, как бешеные, сражались. Еще бы, жизнь спасали!»
Зураб неистовствовал: «Разве Андукапар искупил вину всех? Где Симон? Где Шадиман? Исчез опасный враг. Шадиман станет мстить – и жестоко. – Инстинктивно Зураб чувствовал, что, упустив Шадимана, он подверг себя смертельной опасности. – Но… прочь печальные мысли! Орби повержен! Я, владетель Арагви, расчистил себе дорогу к трону! А царь Симон? Тоже может считать себя мертвым! Потом – конечно, не сразу! – начнется триумф! Чей? Раньше Теймураза, затем мой, Зураба Эристави. В этом смысл кровавой ночи! Триумф! Если… Проклятие, никаких если! Саакадзе должен погибнуть! Иначе не допустит!»
Забрезжил рассвет. Опьяненные кровью и вином, найденным в погребах, утихомирились победители ночного боя…
На подоконник в опочивальне Гульшари вскочила дымчатая кошка и стала лапкой ловить мух.
В замке тишина. Арчил обошел дворы – все ворота наглухо закрыты, возле них сонная стража из арагвинцев. «Нет, через ворота не выйти. Что делать? Не пройдет и двух часов, Зураб опять примется за розыски Шадимана и княгини. Днем легче найти… И тех двоих жаль. Папуна старшего за ум любил».