Базар житейской суеты. Часть 4
Шрифт:
Наконецъ мистриссъ Эмми ршилась на отчаянный поступокъ. Она написала письмо къ нкоему другу, жившему, съ недавняго времени, по другую сторону пролива. Дло извстное, что объ этомъ письм Амелія не сказала никому ни одного слова. Она сама, подъ кашмировою шалью, снесла его на почту, такъ-что никто и ничего не могъ замтить. Только, при встрч съ Джорджинькой, на возвратномъ пути изъ почтамта, она разрумянилась и раскраснлась, и вечеромъ, съ особенною горячностію, прижимала малютку къ своей груди. Весь этотъ день она не выходила изъ своей комнаты. Бекки была уврена, что ея напугали майоръ Лодеръ и капитанъ Рукъ.
— Однакожь, надобно положить
Вечеромъ Ребекка, съ чашкой чаю въ рукахъ, вошла въ комнату Амеліи, и застала ее, по обыкновенію, въ обществ двухъ миньятюровъ. Она была въ печальномъ и грустномъ расположеніи духа. Ребекка поставила передъ нею чашку.
— Благодарю, сказала мистриссъ Эмми.
— Выслушай меня, Амелія, сказала Ребекка, маршируя по комнат взадъ и впередъ, и посматривая на свою подругу съ жалкимъ и презрительнымъ видомъ. Мн надобно поговорить съ тобою. Ты должна ухать отсюда и удалиться отъ наглой докучливости этихъ людей. Мн вовсе не хочется подвергать тебя незаслуженнымъ непріятностямъ, но если ты останешься здсь, эти люди могутъ оскорбить тебя жестокимъ образомъ. Не спрашивай, какъ я ихъ знаю. Я всхъ знаю. Джой не можетъ защитить тебя, онъ слишкомъ толстъ и слабъ для этой цли, ему самому нужна нянька. Сама по себ ты столько же можешь жить въ свт, какъ грудной ребенокъ. Теб непремнно слдуетъ выйдти замужъ, или, ты пропадешь ни за грошъ вмст съ своимъ ненагляднымъ сынкомъ. Теб нуженъ мужъ, неразумное дитя. Благороднйшій человкъ, какихъ немного на свт, тысячу разъ предлагалъ тео свою руку, и ты, неблагодарное созданіе, была столько безумна, что оттолкнула его отъ себя.
— Что длать, Ребекка? сказала Амелія дрожащимъ голосомъ. Мн самой хотлось любить… но… но я не могу забыть…
И она кончила фразу нжнымъ взглядомъ на миньятюръ.
— Кого? вскричала Ребекка. Ты не можешь забыть этого тщеславнаго пустомелю, конфектнаго денди? Но между нимъ и твоимъ честнымъ другомъ — такое же разстояніе, какъ между тобой и королевой Елисаветой. Помилуй, этотъ человкъ скучалъ тобой, и еще невстой бросилъ бы тебя, какъ тряпицу, еслибы Доббинъ не заставилъ его жениться на теб! онъ самъ мн признавался въ этомъ. Онъ не заботился о теб. Онъ смялся надъ тобой почти въ глаза, и въ довершеніе, объяснился мн въ любви черезъ недлю посл твоей свадьбы.
— Ты лжешь, Ребекка, лжешь, лжешь! вскричала Эмми, быстро вскочивъ съ мста,
— А вотъ не хочешь ли взглянуть, какъ я лгу, сказала Бекки веселымъ тономъ, вынувъ изъ-за пояса бумажку, и бросивъ ее на колни своей недоврчивой подруг. Ты знаешь его почеркъ. Онъ отдалъ мн эту записку передъ твоимъ носомъ, и, какъ видишь, глупецъ вызывался меня похитить наканун своей смерти. Пуля оказала ему чудесную услугу.
Эмми уже не слышала этихъ словъ. Она смотрла на письмо. Этотъ самый billet-doux покойный Джорджъ Осборнъ всунулъ въ букетъ мистриссъ Кроли на балу у герцогини Ричмондской. И Ребекка сказала цравду: глупецъ упрашивалъ ее бжать.
Эмми опустила голову на грудь, и — разумется, заплакала, но думать надобно, что это уже послднія слезы въ этой
«Теперь уже ничто больше не удержитъ меня, думала мистриссъ Эмми. Я могу любить его отъ всего сердца. И я буду любить его, буду, буду, если только онъ проститъ меня и возьметъ къ себ.»
Думать надобно, что эти мысли взяли перевсъ надъ всми другими чувствами въ сердц мистриссъ Эмми. Скоро она утшилась. Ребекка цаловала ее и старалась успокоить, обнаруживая такимъ-образомъ симпатію, которой до сихъ поръ мы еще не замчали въ мистриссъ Кроли. Она обращалась съ Эмми, какъ съ ребенкомъ, и гладила ее до головк.
— Возьми теперь бумагу, перо, чернила, и напишемъ сію же минуту, чтобъ онъ пріхалъ, сказала Ребекка.
— Я… я уже писала къ нему сегодня утромъ, отвчала Эмми, зардвшаяся самымъ яркимъ румянцемъ.
Бекки залилась веселымъ смхомъ.
— Un biglietto? Eccola qua! запла она, какъ синьора Розина.
И пронзительная пснь ея раздалась по всему дому.
Черезъ два утра посл этой маленькой сцены, Амелія встала очень рано и пошла съ Джорджинькой гулять на пристань. День былъ мрачный, бурный и дождливый, Амелія не спала всю ночь, прислушиваясь къ завыванію втра, и душевно сожаля о плавающихъ и путешествующихъ въ такую погоду. Несмотря, однакожь, на чрезмрную усталость и печальное расположеніе духа, она хотла гулять какъ можно доле. Взоры ея постоянпо были обращены къ западу, и съ участіемъ слдили за бурными волнами, прибивавшимися къ берегу. Дулъ сильный втеръ, и дождевыя капли били по лицу мистриссъ Эмми и ея сына. Оба они молчали: изрдка только мальчикъ обращалъ къ своей спутниц нсколько словъ, обнаруживавшихъ его безпокойство.
— Въ такую погоду онъ не подетъ, сказала мистриссъ Эмми.
— А я, такъ увренъ, что подетъ, держу десять противъ одного, отвчалъ мальчикъ. Посмотри-ка, мамаша, вонъ тамъ, кажется, дымится пароходъ.
И Джорджъ указалъ на точку, едва виднвшуюся на отдаленномъ пункт моря.
Черезъ нсколько минутъ оказалось несомнннымъ, что то былъ дйствительно пароходъ, но изъ этого, покамстъ, еще ровно ничего не слдовало. Могло статься, что Вилльяма не было въ числ пассажировъ, можетъ-быть онъ не получилъ письма, или получилъ, да не захотлъ хать. Тысячи опасеній этого рода, одно за другимъ прокрадывалмсь въ безпокойное сердце Эмми.
Пароходъ между-тмъ приближался съ замчательною быстротою. Въ рукахъ Джорджиньки былъ щегольской телескопъ, съ которымъ онъ управлялся мастерски. Онъ поминутно смотрлъ въ даль на дымящуюся трубу, и сообщалъ своей матери о послдствіяхъ своихъ наблюденій. Наконецъ онъ ясно разсмотрлъ самый флагъ англійскаго парохода, колыхавшійся отъ втра. Сердце его матери забило сильную тревогу.
Эмми попробовала сама вооружиться телескопомъ, и утвердивъ его на плеч Джорджа, открыла свои наблюденія, но передъ глазами ея вертлось какое-то черное пятно безъ опредленной формы и вида. Больше ничего не замтила мистриссъ Эмми.