Базилика
Шрифт:
Тогда я опустился на колени, положил голову на кровать и начал молиться.
В 4:41 утра снова раздался сигнал тревоги.
На этот раз медсестру и врача с иглой пришлось ждать дольше, и, казалось, что работали они без большого энтузиазма. Снова линии жизни возобновили свой безмолвный танец, но врач и медсестра покинули палату, не проронив ни слова. Красноречивая тишина.
Я знал, что еще немного, и все будет кончено.
Рико, где ты?
Я то открывал, то на минуту-другую закрывал глаза весь остаток этой самой длинной ночи, однако
Однажды, когда я сжал руку Лютера, мне показалось, что я почувствовал ответное пожатие.
В 7:03 я окончательно проснулся.
Пришла хирург, которая оперировала его той ночью. Она стояла неподвижно, как столб, в изголовье кровати, глядя на мониторы, изучая безмолвную, завернутую в одеяло фигуру. Я не знаю, сколько она так простояла.
Когда наконец она взглянула на меня, я увидел, что выражение страдания, не оставлявшее ее взгляд прошлой ночью, сменилось чем-то, подобным благоговейному трепету.
— Что с ним случилось? — тихо спросила она.
Ледяное лезвие глубоко вошло в мою душу.
— В него стреляли. Вы это знаете.
Я отчаянно сосредоточился на мониторах.
— Он не… он не может быть мертвым. Смотрите, на мониторе линии двигаются. Линии продолжают двигаться, разве вы не видите?
Она снова взглянула на Лютера.
— Нет, он не умер, — сказала она. — Должен был умереть. Но он жив и, возможно, будет жить.
Я долго сидел в темной церкви. Рим — город, в котором достаточно храмов. Повсюду в городе церквей встречаются тихие уголки, где можно спрятаться от бурь повседневной жизни. Тем утром я нуждался в утешении. Я устал так, что было трудно пошевелить и пальцем; нервы были измотаны, я был безумнее, чем когда-либо.
Но, несмотря на нервное потрясение, поиск убийц священников был моей профессиональной задачей; то же, что защищать Треди. Кто-то из моего прошлого вышел на улицы Рима, чтобы убить меня, а пуля угодила в Лютера. Это было уже личное, дважды личное. Я не знал, кто это был или, точнее сказать, кем он был послан, но я знал, кто мог оказаться среди его друзей. Я должен позаботиться о них. Это было неразумно, я знал это. Но я должен был получить плату за страдания Лютера и мой страх. Как сказано в Писании.
Две старухи в черном прошли между рядами до середины прохода и зажгли свечи под алтарем в барочном стиле. Священник в старомодной сутане вошел в пределы церкви, словно полицейский на свой участок, и, проходя мимо, пристально оглядел боковые алтари. Он посмотрел на меня. Должно быть, я выглядел так же плохо, как и чувствовал себя, поскольку почти ощутил, как он мысленно определил меня в нишу, отведенную в его мозгу для «не молящихся усердно бродяг, скрывающихся от суеты». Меня попросили выйти. То, что он обо мне подумал, было правдой.
Вы либо верите, либо нет, и если да, то не имеет смысла объяснять это неверующему.
Лютер был жив. Я верил.
Вереница врачей проследовала за женщиной-хирургом в палату Лютера. Врачи
После того как ушли врачи, пришли полицейские. Три скучающих молодых римских детектива. Все они были одеты более изысканно, чем им полагалось, и знали меньше, чем следовало бы. Я рассказал, что Лютер стал жертвой случайного выстрела. Уличный грабитель. Обознался. Нет, я не видел стрелка даже мельком, и не кажется ли им, что Лютер сейчас не в том состоянии, когда можно отвечать на вопросы? Они мне не поверили, но всем нам было на это плевать.
Позже я позвоню Тилли и расскажу ей ту же историю. Эта новость не займет больше нескольких абзацев в местных газетах. Если бы кто-нибудь узнал о позднем визите папы в больницу, можно было не сомневаться, что пресс-офис Ватикана опровергнет этот слух.
Только ушли полицейские, как влетел посыльный папы, Диего Альтамирано.
— Как он, Пол? Его святейшество…
— Он был очень серьезно ранен, но врачи полагают, что он выживет.
— Слава Богу.
Казалось, его это по-настоящему тронуло.
— Тогда мне нужно срочно уйти. Его святейшество… ну, он молится, начал еще до рассвета в своей личной часовне. Пожалуйста, скажите отцу Лютеру, что, что… ну, вы знаете, что сказать.
Я сам многое хотел сказать Лютеру, но это подождет. Он спал, залечивал раны, пребывая там, куда смог дотянуться Треди и куда я никогда не попаду.
Было утро, я беспокойно дремал в ортопедическом кресле у кровати, как вдруг кто-то по-дружески хлопнул меня по плечу, и я очнулся.
— Иди домой, Пол, поспи. Ты выглядишь хуже Лютера.
Его звали Митч, и он был родом из Норвегии. На нем были такие же, как у Лютера, открытые сандалии и серая шерстяная сутана, а еще у него были натруженные руки и тот уверенный вид, каким обладают далеко не многие.
— Теперь мы позаботимся о нашем брате, — сказал второй. Это был монах по имени Луис из Восточной Африки. Я так и не запомнил, был ли он из племени хуту или тутси, но Лютер любил похвастаться, что Луис был лучшим поэтом в Риме.
Когда я вернулся в общежитие колледжа, был почти полдень. Михаил Иванович сидел на ступеньках, лениво запустив пальцы в свою огромную черную бороду. Какое совпадение!
— Как ты, Пол?
— Прекрасно, великолепно. Сегодня чудесный день.
— Однако ночь была тяжелой.
— Ничего особенного. Лютера застрелили, Треди совершил чудо. Меня от всего этого трясет. Обычные дела.
— Но Лютер должен поправиться. Ты — тоже.
— Конечно, поправлюсь. Вообще-то я уже сам хотел позвонить вам. Так, обсудить кое-что.