Базилика

Монтальбано Уильям

Я выбросил винтовку днем раньше, когда кончились патроны. Но у меня оставался пистолет; мало шансов, скажете вы, но все же я мог попасть в вертушку. Только к чему себя утруждать? Я все равно не мог прицелиться. По какой-то безумной ассоциации вертолет и кондор навеяли воспоминания о том дне, когда я повел свою лодку в залив Бискейн, чтобы половить скумбрию. Когда я неторопливо плыл к отметке «двадцать три», появилась пара резвящихся дельфинов. Они играли в салки с лодкой — красивый, грациозный балет в нескольких километрах от самых жестоких и беспощадных улиц Америки. Почему я об этом вспомнил?

Я не знал ни тогда, ни сейчас.

Справа прогремел выстрел. В меня? Скорее всего в вертолет, так как он переместился и завис над поляной внизу слева от меня, восстанавливая равновесие. Из вертолета выбросили веревочную лестницу, и два солдата проворно начали спускаться в сопровождении грузной фигуры в белой рубашке.

Кто это? Шериф?

Все, занавес. Si, senor. Остались даже не часы, а минуты. Я понимаю. И рад этому. Наркоманы и солдаты с одной стороны. Солдаты и шериф — с другой. Карабкаться больше некуда. Выхода нет. В ловушке! Вот ужас! Теперь все пойдет как по маслу! Я засмеялся, хохот, эхом отразившийся от холма, спугнул стаю попугаев.

Справа раздались еще выстрелы; на небольшом расстоянии от меня от скалы со свистом отскочила пуля. Им не желания не хватало, а расстояния и угла прицела, решил я. Угол покачивания задницей пропорционален квадрату ее массы — говаривали на школьном дворе, когда я был в старших классах. Только правда ли это?

Как хотелось парить там, свободным, как кондор, вновь встретиться с женщинами, которых я знал, чтобы спросить, правда это или нет. Но это была плохая идея, потому что стрелкам справа карабкаться еще долго, а те, кто слева, возьмут меня довольно скоро. Я внимательно наблюдал, как два солдата и шериф экстренно о чем-то договаривались.

Затем…

Что они задумали? Два солдата присели на корточки у основания дерева, небрежно отбросив винтовки в сторону. Шериф начал карабкаться в одиночку, с трудом продвигаясь по узкой тропинке и крутому склону.

Играешь на публику, шериф?

Хочешь покрасоваться перед камерами, как герой, который в одиночку задержал loco gringo? [87] Извини, но этому не бывать. Преступник вот-вот слиняет от тебя, шериф.

Очередная бессмысленная очередь выстрелов справа, на этот раз им ответили гранатой и умелым выстрелом из серьезного тяжелого орудия.

87

Псих-иностранец ( исп.).

И что теперь? Солдаты сражаются с наркоманами, это ясно, и я начал понимать, в чем дело. А дело было в том странном шерифе, что слева.

Я совершенно отчетливо видел фигуру, с трудом карабкавшуюся вверх, большую часть времени — на четвереньках. У шерифа на груди висела фляга, и что-то металлическое блестело у него на шее.

Оружия у него не было.

Ну и шериф!

Наконец все стало ясно.

Я с трудом встал на ноги, крича:

— Оставь меня! Здесь тебе не место. Уходи, я останусь здесь!

Шериф замер на месте. Я рассматривал

его лицо, трудноузнаваемое из-за струившегося пота, в царапинах от камней и ежевики. Лицо расплылось в хорошо знакомой улыбке.

— Никому не разрешено уединяться, когда я в городе, в особенности это касается тебя, hermano, — крикнул кардинал католической церкви и друг, которого я всегда называл Рико. — Если ты задумал какой-нибудь театральный уход, то хотя бы выпей со мной перед этим! Кардиналы созданы для удобства, а не для скорости. Мне и так пришлось нелегко, чтобы только забраться сюда.

Мой гнев угас, пока я наблюдал, как мой друг подбирался ближе, каждый шаг давался ему труднее, чем предыдущий. Один раз он чуть не упал. Потом поскользнулся и рухнул в какие-то колючие кусты.

Много прошло времени после нашей последней встречи.

Рико постарел.

— Проклятый Ватикан, — пожаловался он, когда наконец, пошатываясь, добрался до уступа, задыхаясь от приложенных усилий. — Тепличная жизнь, и она тебя потихоньку затягивает. «Ваше превосходительство то, ваше превосходительство сё», а потом ты вдруг понимаешь, что бац — и вот они, десять килограммов, которых у тебя раньше не было, и куда бы ты ни приехал, первым делом начинаешь искать лифт.

Но взгляд остался прежним.

Его глаза блестели, как кремень, строгие, сметливые словно у ястреба, высматривающего добычу.

Наконец кардинал отдышался и церемонно отстегнул флягу. Он сделал несколько больших глотков, после чего предложил флягу мне.

— Давно не виделись, а? Хочется сказать, что ты хорошо выглядишь, но правда такова, что ты выглядишь ужасно, amigo.

— Не нужно было приходить.

— Хочешь, пей все. Тебе вода нужнее.

Он сделал шаг ко мне, но я остановил его предупреждающим взводом курка.

— И так близко. Брось ее мне.

Я пригубил, но тут же выплюнул.

— Это не вода, это ром.

Рико рассмеялся:

— Ты не думал, что я смогу спуститься по веревочной лестнице из вертолета и забраться на эту кошмарную гору? Здесь только один сумасшедший, это ты, hermano.

— Брось меня, Рико. Я здесь, потому что хотел этого, и забрался я туда, куда хотел.

— Как скажешь, Пол. Не принимай близко к сердцу.

— Как ты здесь оказался? Зачем?

— Земля-то вертится, ты это должен понимать. Даже в Ватикан доходят кое-какие новости. Если бы El Jefe [88] Кабальеро и его сын-студент погибли в автомобильной катастрофе, может, я бы и помолился за их души и от служил благодарственный молебен об избавлении. Но когда я узнал, что сеньора Кабальеро и его мальчика линчевали, почему-то я вспомнил о старом друге, чей взгляд горел огнем мести, когда я потерял его из виду. К чему бы это, подумал я.

88

Глава, главный ( исп.).