Беатриче и Вергилий
Шрифт:
— Я не могу это принять, — сказал Генри.
— Что за разговоры! Он достался мне от доброго приятеля, моего бывшего ученика, который уже сто лет им не пользовался и хотел от него избавиться. Я получил его за бесценок. Чего ж ему зазря пропадать?
— Давайте я заплачу.
— Только через мой труп! Расплатитесь хорошей игрой.
Генри держал в руках великолепный кларнет системы Альберта.
— Полагаю, вы созрели для Брандвейна [15] , — добавил учитель. — Вот сегодня и начнем.
15
С. 106.
«Наверное, мой черный юл слегка воспарил», — подумал Генри.
Вообще-то он занимался постоянно. В этом ему помогали две хитрости. Первая: один закуток квартиры был отведен исключительно под музыкальные занятия — пюпитр, стопка нот, вычищенный кларнет, чашка с теплой водой для споласкивания мундштука. Вторая: он упражнялся часто, но маленькими порциями, не больше пятнадцати минут. Обычно Генри занимался перед каким-нибудь неотложным делом. Если игралось хорошо, он с сожалением прерывал репетицию и жаждал скорее ее возобновить, а если плохо, запланированное дело вынуждало остановиться, не поддавшись уговорам унылого озлобления вышвырнуть кларнет в окно. Эти ухищрения позволяли музицировать три-четыре раза в день.
Были два верных поклонника: Мендельсона, замиравшая в терпеливом оцепенении, свойственном лишь кошкам, и обезьяний череп, установленный на каминной полке. Оба сверлили музыканта взглядом круглых глаз. Филистер Эразм скулил и подвывал, а потому его запирали в другой комнате в обществе Сары.
Погода тоже порадовала. Воскресенье достойно оправдывало свое языческое имя [17] , смелый мятеж тепла оповещал о неминуемой победе над зимой. Из наконец-то открытых дверей и окон неслась музыка, весь город высыпал на улицы. В кафе Генри пришел пораньше, чтобы перекусить до встречи с таксидермистом. Решение оказалось верным, поскольку здесь уже было людно. Он занял столик у стены — один стул на солнце, другой в тени. Эразм, отчего-то не выказывавший обычной живости, тихонько улегся под столом.
17
С. 107. Погода тоже порадовала. Воскресенье достойно оправдывало свое языческое имя… — Sunday — воскресенье, буквально «солнечный день» (англ.).
По-военному точный, таксидермист пришел ровно в два.
— Солнышко, теплое солнышко! — раскинув руки, приветствовал его Генри.
Ответом было короткое «да».
— Где вам будет удобнее? — Генри привстал, демонстрируя готовность пересесть.
Таксидермист молча занял свободный стул в тени. Генри плюхнулся на место. За пределами магазина старик, не по погоде тепло одетый, выглядел чужеродно. Вопрос официанта «Что вам угодно?» был адресован только Генри, хотя таксидермист тоже не удостоил халдея вниманием. Генри заказал кофе с молоком и маковый кекс.
— А вам? — спросил он.
— Черный кофе, — буркнул старик, уставившись в скатерть.
Не проронив ни слова, официант отбыл.
Неизвестно, кто кому первый не понравился, однако неприязнь между стариком
— Как поживаете?
— Хорошо.
Вздохнув, Генри накрепко прихлопнул крышкой свою оживленность. Если не принять правил старика, дождешься лишь односложных реплик. Определенно одно: давешний неудачный визит с Сарой поминать не стоит.
— Я вот что подумал, — сказал Генри. — В пьесе дано описание Вергилия. Надо бы описать и Беатриче.
— Да.
— Мысль эта пришла мне пару дней назад, когда я увидел осла.
— Где?
— В зоопарке. Сходил один.
Таксидермист кивнул, не выказав особого интереса.
— Я сразу вспомнил о вас, — продолжил Генри, — и хорошенько его рассмотрел. Знаете, что я заметил?
— Что? — Из внутреннего кармана пальто таксидермист достал ручку и блокнот.
— Осел — симпатичный крепыш, у которого удивительно стройные ноги. Однако на земле он стоит прочно, будто гибкая береза. Его небольшие копыта приятно закруглены. В покое осел подгибает ноги под себя, в движении изящно ими семенит. Когда ест, мило хрумкает. Крик его откровенен и трагичен, словно рыдание.
— Именно так, все верно. — Мастер строчил в блокноте.
— Темные полосы на хребте и плечах очень похожи на христианский крест.
— Случайность. — Эту деталь таксидермист не записал.
— А чем заняты Вергилий и Беатриче?
— То есть?
— Ну, что они делают в пьесе? Что там происходит?
— Они беседуют.
— О чем?
— О многом. У меня с собой сцена, в которой они встречаются, после того как разошлись искать еду, но потом испугались, что потеряли друг друга. Беатриче уходит на поиски Вергилия, а тот возвращается.
Старик опасливо огляделся, но никто не обращал на них внимания. Из внутреннего кармана он достал сложенные листки. Генри решил, что наконец-то сам прочтет текст, но старик положил его перед собой и, навалившись на стол, прокашлялся. Даже на публике он хотел устроить читку.
«Вот же упертый хмырь!» — раздраженно подумал Генри. Вполголоса таксидермист начал:
Вергилий перебирает воображаемую траву — ищет клещей. Из правой кулисы появляется Беатриче.
Беатриче:Вот ты где! А я тебя ищу. Вергилий: Я по тебе соскучился! Беатриче: Аяпо тебе!
Обнимаются.
Вергилий:Я думал, с тобой что-то случилось. Беатриче: Ая испугалась за тебя. Вергилий: Если с тобой что-нибудь случится, пусть и со мной произойдет то же самое. Беатриче: И наоборот.
Пауза.
Как твоя спина?
— У него болячки на спине, у нее — на шее, — пояснил таксидермист. — Результат стресса. Вдобавок Беатриче хромонога, что объяснится позже.
Беатриче:Как твоя спина? Вергилий: Ничего. А твоя шея? Беатриче: Коросты нет. Вергилий: А нога? Беатриче: Еще скачет. Вергилий: Еды я не нашел. Беатриче: Я тоже.