Беатриче и Вергилий
Шрифт:
Слева взрыв птичьего щебетанья. Безмолвный взгляд налево.
В вышине заклекотал ястреб. Безмолвный взгляд вверх.
Спархивает лист. Вергилий и Беатриче следят за его танцем. Лист падает на землю.
Вергилий:Господи, как же здесь шумно! Беатриче: Все время что-то отвлекает. Вергилий: Невозможно послушать тишину. Беатриче: И не говори!
Молчат.
Вергилий:Знаешь, если пошуметь, скорее услышишь тишину.
Беатриче:Думаешь?
Вергилий:Давай попробуем (встает,
Беатриче:Да.
Вергилий:И?
Беатриче:На меня навалились тысячи призраков.
Вергилий:Что они говорили?
Беатриче:Сокрушались о мимолетности своих недожитых жизней.
Вергилий:Какими словами?
Беатриче:Не расслышала.
Вергилий:Чем эти слова отличались от обычной тишины?
Беатриче:Трудно сказать.
Вергилий:Можно ли повторить их речи?
Беатриче:Их сложно облечь в слова.
Вергилий:Можно ли их оценить?
Беатриче:Я слишком косноязычна.
Вергилий:Если их изложить на бумаге, что я прочту?
Беатриче:Мое перо высохло.
Вергилий:Не получается. Нужен иной подход.
Молчание.
— Понимаете, здесь не только слова. Еще шум и тишина. И жесты. Вроде такого. Вергилий и Беатриче отложили его в свой штопальный набор. — Таксидермист провел рукой перед грудью и добавил: — Я его зарисовал, чтобы актер понял.
Он показал рисунок с четырьмя фазами движения:
Генри отметил мохнатость рук. Малоприятное перевоплощение в зверей потребует изрядного грима. Согнутая рука подносится к груди, два пальца направлены вниз, затем рука падает. Интересно, почему два пальца?
— Слова, тишина, шум, персонажи, символы — все это важно в рассказе… — начал Генри.
«Однако необходимы сюжет и действие», — хотел он продолжить, но старик его перебил:
— Список растет. Вокруг него строится пьеса. Я прочту вам весь штопальный набор. Ближе к концу пьесы Вергилий его оглашает. Этот список — мое величайшее литературное достижение.
Будь перед ним
Таксидермист прочел список, который, в отличие от других эпизодов пьесы, появился не из бумажного вороха, но из ящика стола:
Вопль, черная кошка, слова и редкая тишина, жест, рубашки с одним рукавом, молитва, речь, заготовленная к началу парламентской сессии, песня, кушанье, фестивальная платформа, сувенирные фарфоровые башмаки, уроки тенниса, кондовое имя нарицательное, однодлинноеслово, списки, безудержная пустопорожняя радость, свидетельские показания, обряды и паломничество, тайные и публичные акты справедливости и почитания, мимика, второй жест, словесное выражение,[sic] драмы, улица Новолипки, 68, игры для Густава, татуировка, вещь на год, аукиц.
В этой воспринимаемой на слух абракадабре, в которой не успеваешь уловить даже смысл чередующихся слов, Генри мало что запомнил и еще меньше понял. Он не знал, как откликнуться, и потому ничего не сказал. Но таксидермист тоже молчал.
— Я не разобрал последнее слово, — наконец выговорил Генри.
— Аукиц. А-у-к-и-ц.
— Похоже на немецкий, но что-то незнакомое.
— Нет, это как однодлинноеслово.
— Не такое уж оно длинное — всего пять букв.
— Не в том смысле.
Повернув страницу, таксидермист ткнул пальцем в середину списка: однодлинноеслово.
— Что это значит?
— Идея Беатриче. Старик нашел сцену:
Беатриче:Я кое-что придумала.
Вергилий:Что?
Беатриче:Одно длинное слово. Вернее, так, слитно: однодлинноеслово.
Вергилий:Напри…
Беатриче:Ш-ш!
Вергилий (испуганным шепотом):Что такое?
Беатриче:Кажется, я что-то слышала.
Тишина.
Вергилий:Ну?
Беатриче:Ничего.
Вергилий:Точно?
Беатриче:Да.
Вергилий:Побежали?
Беатриче:В какую сторону?
Вергилий:Противоположную.
Беатриче:Я не поняла, где зашумело.
Вергилий:Нас окружили!
Беатриче:Тихо, успокойся!
— Далее они понимают, что опасность лишь померещилась, им ничто не угрожает, и вновь говорят об одномдлинномслове.
Беатриче:Вергилий…
Вергилий заснул. Он медленно кренится и, уткнувшись в Беатриче, тихонько похрапывает.
Беатриче замерла, потом бдительно озирается. Вокруг тишина и покой, нервозность Беатриче сменяется задумчивостью.
Какой прелестный вид!
Тишина; Вергилий всхрапывает и резко вскидывается.
Вергилий:А? Я что-то сказал?